Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Во-вторых, он хотел изобразить уже намечающийся в Германии неофашизм — тайное создание своего рода гитлерюгенда. Третья линия — история трагической любви немецкой девушки и американского солдата. И, наконец, судьба молодой еврейки: чистой семнадцатилетней девушкой она попадает в Варшаву, в публичный дом для немецких солдат, потом, после окончания войны, пройдя через руки тысяч солдат, духовно искалеченная, она возвращается в родной город, где живет ее прежний жених, который когда-то ее любил.

Михаэль решил, что, поскольку все без исключения события и действующие лица будут вымышленными, он может избрать местом действия любой немецкий город. Он избрал разрушенный Вюрцбург, свой родной город, ибо Вюрцбург был особенно близок ему.

Первую фразу романа «Ученики Иисуса» Михаэль написал в начале января 1947 года, последнюю — после, можно сказать, круглосуточной работы — в конце декабря того же года.

Лето 1948 года Михаэль задумал опять провести за пределами Нью-Йорка, в том же самом месте, где он летом прошлого года работал над своим романом «Ученики Иисуса». Это была ферма, владелец которой сдавал комнаты постояльцам. Переговоры с издателями до конца июля удерживали Михаэля в раскаленном Нью-Йорке, где уже много недель каждый дом был человеческой духовкой, а непрекращающееся давление липкого сырого воздуха день и ночь сжимало легкие. Этим летом в Нью-Йорке опять умирали от удара прямо на улице десятки людей. Тысячи ночевали в Сентрая-парке, сотни тысяч — на берегу океана.

Целый день Михаэль сидел за своим столом совершенно голый, пот заливал все тело, словно его с ног до головы зашили в толстый меховой мешок. С желчной улыбкой он думал:

«Индейцы, которые когда-то продали Манхэттэн за двадцать долларов, перехитрили американцев. Климат острова так и вопит: человек не должен здесь жить».

Первого августа вконец измученный Михаэль — у него не прекращались приступы головокружения — наконец выехал на ферму. Этот день — 1 августа 1948 года — стал знаменательным днем в его жизни.

Приехав на ферму, где было на добрый десяток градусов прохладней, чем в Нью-Йорке, Михаэль принял ванну, чтобы освежиться, переоделся к ужину, сел на каменную ограду цветочной беседки, и вдруг сердце его бешено заколотилось — там, на скамейке перед домом, сидела «Ханна» — оживший образ из «Оксенфуртского квартета», идеал его мужских грез, созданный однажды в воображении, мелькнувший вдруг на несколько минут в Романском кафе и потом утерянный, несмотря на долгие розыски.

Михаэль неотступно смотрел на нее и, как и тогда, не мог оправиться от удивления, что эта неизвестная пылкая девушка, с небольшой головкой, иссиня-черными волосами, которые крупными локонами падают на плечи, каждой мельчайшей черточкой походит на свой прообраз из книги.

Она смеясь беседовала с двумя постояльцами, и ее нежное смугло-розовое личико, манящий свежий рот, ровные зубы — все блистало красотой. На ней была широкая деревенская юбка в красную полоску, а вместо блузки — что-то белое без рукавов, с большим косым вырезом, приоткрывавшим плечи и маленькую грудь.

Михаэль успокоил себя мыслью, что теперь она не исчезнет бесследно через несколько минут в многомиллионном городе. Решение сделать все возможное, чтобы завоевать ее на всю жизнь, пришло само собой. Как и тогда, он был потрясен до глубины души. А между тем рассудок начал самостоятельно подсчитывать: той «Ханне» в Романском кафе было от силы двадцать два года, эта, что сидит на скамейке, вряд ли старше, а ведь с тех пор прошло восемнадцать лет.

И все же он ни одной секунды не сомневался в том, что это та же самая «Ханна». Он думал: «Чувство не может обмануться, сердце без всяких подсчетов знает в миллион раз больше, чем голова. Это не дочь и не младшая сестра той Ханны. Это она сама. Природа просто не могла создать столь потрясающе точное повторение».

Михаэль много раз думал о ней, и в памяти его вечно жила эта столь щедро одаренная природой девушка: восемнадцать лет не тускнело воспоминание о ней. А загадку — почему она сейчас выглядит до мельчайших подробностей точно так же, как восемнадцать лет назад, — он пока оставил без ответа.

Вся жизнь с Лизой представилась ему, и тут он вспомнил, что при первой же встрече с нею его охватило то же самое чувство, как и тогда, при первом взгляде ка Ханну. Это были не радость и не страдание. Там сидела спутница жизни. Это был миг избрания, таинственный, непостижимый.