Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Сочащиеся кровью известия с фронта каждый день поражали Михаэля в самое сердце. Он покупает газету. Убито восемь тысяч французов. Для него восемь тысяч не просто цифра — он видит, как один из них падает ничком. Пуля в голову. Пуля в грудь. Он видит, как французский солдат повисает на колючей проволоке между вражеских окопов. Пуля в живот. Под ураганным огнем его нельзя унести. Он кричит двадцать четыре часа, потом умирает. Восемь тысяч в день.

Убито шесть тысяч немцев — на поле чести. А что такое поле чести? Какая же это честь — воткнуть человеку штык в живот? Пшеничные поля, картофельные — вот поля чести. И что такое алтарь отечества? Залитая кровью колода мясника? Что такое «наше самое священное достояние»? Банковские капиталы? Священное достояние солдатской вдовы — это взгляд ее ребенка и муж, любивший ее. Ручная граната разнесла в клочки священное достояние вдовы. О, эти проклятые фразы, которые стоят жизни миллионам людей! Давно пора сорвать с них личину лжи!

Михаэль ходил как во сне. Продавец цветов протягивает ему букетик фиалок. Он покупает для Лизы и, занятый своими мыслями, кладет его обратно.

«Сотни тысяч французов и немцев, которые не сделали друг другу ничего плохого, которые не знали друг друга, теперь убивают друг друга. У них были отцы, матери, жены, они любили и были любимы. Как прекратить это кровопролитие?»

Сознание бессилия душило Михаэля. Власть имущие, те, что развязали войну, не станут ее кончать. Только люди, которых они воспитали для войны, а потом заставили убивать и умирать, должны кончить ее!

Он вернулся домой и сказал Лизе:

— Я напишу книгу против войны. Я обязан.

— Да, ты обязан.

В эту ночь он не спал и на другой день был как в трансе, когда начал писать рассказ о кельнере, у которого в бою погиб сын. Старый кельнер бьет себя в грудь перед многолюдным собранием и говорит, что сам виноват в смерти своего сына, потому что двадцать лет тому назад он беспечно дарил сыну игрушечных солдатиков, ружья, сабли и пушки, потому что учил сына кровожадным патриотическим песням, потому что прививал сыну воинственный дух. Кельнер увлекает за собой всех слушателей, они выходят на улицы города и устраивают революционную демонстрацию, требуя прекращения войны.

Михаэль работал в кафе «Небельшпальтер», где днем играл оркестр. Он всегда приходил первым. Садился писать. Начинала играть музыка, приходили посетители. Он писал. Кафе заполнялось, люди садились и за столик Михаэля. Он писал. Потом кафе постепенно пустело, музыканты складывали инструменты. Михаэль писал, пока кельнер не давал ему понять, что уже пора идти. И так продолжалось целых полгода, день за днем.

Когда в пансионе в соседней комнате разговаривали или даже просто кашляли, он не мог работать. Шум голосов в кафе «Небельшпальтер» не доходил до его ушей. Музыка и голоса создавали вокруг него звуковую башню, внутри башни сидел один Михаэль и писал в полной тишине как одержимый, как лунатик, ничего не слыша и не замечая, кроме своих видений.

Рассказ о старом кельнере впервые был опубликован под названием «Отец» в журнале Рене Шикеле «Белые листы», который выходил в Швейцарии. Берлинский издатель перепечатал его в своем ежегодном благонадежном альманахе, а актриса Тилла Дюрье прочитала его в Берлине с эстрады.

Вскоре Михаэль узнал, что пятьсот слушателей претворили в действительность революционную концовку рассказа — прямо в зале устроили демонстрацию за мир и прошли по улицам Берлина.

Эта весть очень обрадовала Михаэля, ибо его книга должна была стать не обыкновенным прозаическим произведением, а мятежным, непосредственно действующим манифестом против войны. Окрыленный успехом, он взялся за дальнейшую работу. Он писал на улице, на вокзале, в трамвае, иногда всю ночь напролет в постели, он писал на ходу, стоя, сидя, лежа. Большую часть книги он написал в кафе «Небельшпальтер», в тишине своей звуковой башни. Он уже дописывал конец.

Цюрих наводнили теперь шпионы воюющих стран, толпа всевозможных авантюристов, богачи, которым удалось надежно поместить свои капиталы, спекулянты валютой со всех концов Европы, за ними последовали кокотки, которые неизбежно появляются всюду, где есть пожива, а из Франции и Германии съезжалось все больше сторонников мира, считавших, что в Швейцарии они смогут действеннее бороться против войны. Пришельцы, которых по самым разным причинам занесло войной в Швейцарию, совершенно изменили картину города — особенно фешенебельной Вокзальной улицы, и наполнили ее шумом и суетой. Рестораны и кафе были переполнены.