Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Однажды его чуть не арестовали. Он хотел отправить письмо матери — та не переставала высылать ему по первым числам еще с мюнхенских времен тридцать пфеннигов (самая маленькая стипендия в мире) — и пошел в почтовое отделение на Уландштрассе, чтобы купить марку. Служащий за окошечком кричал на простых людей, заставлял их ждать, словно просителей, орал на каждого, кто обращался к нему с каким-нибудь вопросом. Кастовый дух, который царил в кайзерозской Германии и побуждал даже самого мелкого чиновника задирать нос, всегда отравлял Михаэлю жизнь. Он не вытерпел, взорвался и увлек за собой возмущенных людей. На почте вспыхнул мятеж. Неизвестно откуда возник шуцман и пригрозил арестовать Михаэля за нарушение общественной тишины и спокойствия.

Михаэль пошел по Уландштрассе в сторону Курфюрстендам, очень недовольный тем, что и сам он в свою очередь не накричал на шуцмана. Нет, он попридержал язык и проглотил собственную злость, скорчился и спрятался, как побитая собака, только бы его не арестовали. Трус он несчастный, больше никто.

Было чудесное весеннее утро. В воздухе пахло морем. На широком, залитом солнцем Курфюрстендам, где в 1911 году не настроили еще никаких магазинов, было всего несколько прохожих. Асфальт сиял ослепительной чистотой, словно кто-то протянул асфальтово-серую дорожку по всему Курфюрстендам вдоль роскошных особняков времен грюндерства с роскошными подъездами «только для господ» и гипсовыми под мрамор кариатидами, которые только делали вид, что подпирают балконы.

Раздался гудок дворцового автомобиля, машина на бешеной скорости промчалась мимо Михаэля по направлению к Потсдаму, прохожие сорвали шляпы и вытянулись, как по команде «смирно!» «Сплошь почтовые чиновники», — подумал Михаэль и с ехидной улыбкой спросил какого-то пожилого господина, который все еще стоял, как соляной столб, со шляпой у ноги, кто это проехал, уже не оберпочтмейстер ли, или, быть может, даже какой-нибудь фельдфебель.

К концу мая от пятисот марок, которые Михаэль получил за свой рисунок, не осталось ни пфеннига. Квартирной хозяйке он уже задолжал за месяц. Первого июня он сложил свои пожитки в купленный им в Мюнхене за сто тридцать марок роскошный телячьей кожи чемодан с никелированными замками и кожаными наугольниками и сказал хозяйке, что уезжает. За квартиру же он заплатит позднее. Пришлось оставить в залог чемодан, и вот через две секунды он очутился на улице, без денег, без вещей, без крыши над головой. Богатый город был Берлин, но вырвать у него хоть одну марку было очень трудно.

Этой ночью ему приснился страшный сон. Он опять сидит один-одинешенек на последней скамье, ему десять лет, но он уже взрослый. Учитель Дюрр вызывает его для увеселения класса и, заранее кровожадно улыбаясь, спрашивает Михаэля, может ли он представить себе голого негра на белой лошади, а рядом голого белого на вороной. Михаэль, заикаясь от страха, отвечает, что ему уже двадцать восемь лет. Класс разражается диким хохотом.

И в то же мгновение страшный сон сменился самым прекрасным сном его жизни. Он уплывает в море, с каждым движением он чувствует свою силу и приятное прикосновение воды к плечам. Чайки провожают его. Впереди вырастает остров. Под кустом, усыпанным огромными, причудливыми цветами, стоит голая тоненькая островитянка. Она поджидает его. И вот уже он чувствует под ногами мягкий прибрежный, песок и встает во весь рост. Она медленно поднимает руку для приветствия. Ладонями он вытирает воду с лица, хочет вброд подойти к ней — и просыпается в Тиргартене, на скамейке, где он проспал всю ночь.

В момент пробуждения он еще продолжает вытирать руками лицо: идет проливной дождь, весь он промок до нитки. Недоумевая, как можно в таком отчаянном положении видеть такой прекрасный сон, он опять уныло опускается на скамью. Вот что из него вышло — бесприютный бродяга, ничтожество, которое ни к чему не пригодно и никогда ничем не станет. Все так, как предсказывал учитель Дюрр. Михаэль закрыл глаза и остался лежать под дождем. Теперь все равно.

И тут из неизведанных глубин человеческой души выплыл украшенный розами спасительный челн. Как секунду тому назад страшный сон сменился хорошим, так и теперь безнадежность и презрение к себе сменилось безудержной манией величия. Исчезла преграда, создававшая раздвоенность в его душе. Он самый великий из всех. Стоит ему захотеть — и он покорит весь мир. Это вне сомнения. И вообще, если он захочет, он свергнет кайзера Вильгельма и станет президентом Германской республики. Но и этого ему мало. Он станет таким художником, какого еще не бывало, он будет более велик, чем Бетховен и Гете, вместе взятые. И Нобелевскую премию он получит шесть раз подряд.