Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Вдали из-за деревьев выглядывал каменный домик. Там начинался Гильвинек. У пристани, вдававшейся в море полукругом, стояло несколько моторных катеров водоизмещением не больше тридцати тонн каждый. Уэстон начал прикидывать. Взглянув на тихую гладь моря, убегавшую к берегам Англии, он решил, что даже при самом медленном ходе катер за двадцать часов доберется до Фолмута.

Рубашка Уэстона взмокла от пота, по его лицу, обросшему щетиной, пот катился градом. Позади Уэстона на песчаном холме рос жесткий кустарник, отбрасывавший узкую полоску тени. Англичанин растянулся в тени и смежил веки. Над ним было голубое, как шелк, небо. Матильда принесла ему кувшин воды из родника возле их сторожки в лесу. На ней было серебристое вечернее платье. «Вот почему вода такая прохладная», — сказал Уэстон и опять припал к кувшину. Матильда сбросила серебристое платье и вошла в лесное озеро. Уэстон поплыл вслед за серебристым платьем, которое она тянула за собой. Но бурные волны океана все время отбрасывали его назад. Серебристая полоска исчезла.

А потом Матильда и Барбара очутились на побережье Англии, — они были нагие. На заднем плане виднелся Фолмут. Все дома здесь стали церквами. Тысячи крестов над колокольнями четко вырисовывались на фоне серого неба. Матильда взмахнула серебристым платьем, платье превратилось в крест, и Матильда поставила его перед собой. «Этим она хочет сказать, что умрет, если я не доберусь до берега», — подумал Уэстон. Он снова бросился наперерез волнам, грохотавшим словно выстрелы, и проснулся.

Тень уползла в кустарник. Теперь Уэстон лежал под палящим солнцем. Волны все еще грохотали, хотя поверхность моря была гладкая, как зеркало. Вдруг Уэстон ничком бросился на песок. В пяти метрах от него по шоссе с шумом промчалось подразделение немецких мотоциклистов.

Накануне, когда Уэстон проходил по клеверному полю, какой-то крестьянин крикнул ему, что побережье, вероятно, уже оккупировано. С тех пор Уэстон считался с этой возможностью, но теперь, когда она оказалась реальным фактом, он растерялся. Впереди него были полчища немцев, а позади — море; все его надежды на бегство из Франции рухнули. «Я пропал, — подумал он в первый момент. — Теперь рыбаки не рискнут переправить кого-нибудь на тот берег». Не находя выхода, Уэстон осматривал освещенную солнцем мирную равнину; немецких солдат больше нигде не было видно. Треск мотоциклов смолк.

Но пока Уэстон глядел на море, в нем снова пробудилась решимость — главное свойство его натуры: он не сдастся. Ни за что и никогда. Конечно, возможность бегства весьма сомнительна. Это всего лишь химера. Но все равно он приложит все силы, чтобы договориться с кем-нибудь из рыбаков. Быть может, в Гильвинеке найдется молодой парень, который также собирается бежать в Англию и готов на любой риск. Нужно немедленно отправиться в деревню. Если его задержат, он скажет, что он француз. Немцы, конечно, не прочь схватить английского летчика. Но по его произношению они едва ли сразу поймут, что он англичанин.

Уэстон закопал свои документы под кустом. Вдали снова раздался треск мотоциклов. Он бросился на песок. Еще одно немецкое подразделение промчалось мимо него. Уэстон криво усмехнулся, при этом он набрал в рот песку.

Медленно шагая по мягким волнистым дюнам к Гильвинеку, Уэстон настороженно глядел по сторонам, готовый в любой момент прижаться к земле. Им вдруг овладело то мальчишеское озорство, какое находило на него когда-то при игре в футбол. Перспектива перехитрить германскую армию льстила его самолюбию. «Ведь все равно ты ничего другого не придумаешь, если не хочешь застрять на долгие годы в германском лагере для военнопленных», — сказал себе Уэстон, стараясь как-то умерить свой ребяческий пыл.

В каменном строении без окон, которое было видно с дюн, ничего не оказалось, кроме прошлогодней соломы. На неоштукатуренных стенах висели рыбачьи сети. Немного поодаль между фруктовыми деревьями виднелась посеревшая от непогоды соломенная крыша. Уэстон направился к ней, обогнув хмурый пруд, в котором плавали утки.

На побережье Бретани рыбаки, как правило, имеют небольшой клочок земли, который обрабатывают, правда, только для собственных нужд. Худощавый человек с рыжими, уже поседевшими усами прислонил вилы к двери хлева и, когда Уэстон рассказал ему, в каком он положении, молча пошел на кухню, служившую ему одновременно столовой и спальней. Вскоре он явился снова, держа в руках бутылку молодого яблочного вина, хотя Уэстон его ни о чем не просил. Жена рыбака, стоя на коленях у закопченного очага, крошила овощи в котелок, висевший над огнем.