Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

Прекрасная это пора, незабываемая – в ожидании главного приказа в твоей армейской жизни. Когда физически ты находишься ещё на государевой службе и всей кожей это ощущаешь, а мысленно и всей душой уже дома, среди близких и родных тебе людей, которые с нескрываемым интересом и любопытством будут тебя рассматривать, любоваться тобою и говорить в твой адрес очень даже приятные слова.

Почти все служивые молодые люди наверняка прошли через это, с небольшими вариантами, и могли многое добавить к моим словам, да ведь речь-то в рассказе не об этом. То, что я написал, – это лишь предисловие, и, наверное, слишком длинное, но коротко написать о дембеле, раз затронул эту интересную тему, мне не удалось. Пусть пробуют другие, кто прошёл через это нравственное испытание.

Воинская практика давно подсказала, что нельзя долго держать вместе дембелей и так называемых салаг, недавно призванных и отслуживших несколько месяцев, а то и дней. Дисциплина на глазах падает, а этого допускать ни в коем случае нельзя, поскольку восстанавливать её потом будет гораздо труднее.

Вот командиры и умудрялись личный состав в это переломное время чем-нибудь занять, чтобы дурные мысли в солдатские головы не лезли. Одних с утра отправляли на стрельбище, другим устраивали строевой смотр, а нашу зенитную батарею по тревоге вывезли за город на боевое учение.

Где-то далеко, у рубежей нашей Родины, летали вражеские самолёты с неизвестными для нас целями, а наши радары их водили, а мы по своим картам их тоже вели и условно по ним стреляли. Однако всё было по-боевому: и орудия стояли веером, и палатки для личного состава и для столовой, и штаб с полным комплектом командиров; словом, всё как нужно в настоящей боевой обстановке.

В двухстах метрах от расположения нашей батареи проходило городское шоссе, по которому постоянно проносились городские автобусы и вселяли в нас, старослужащих, определённые надежды воспользоваться ими в личных целях; надеждам, однако, не суждено было сбыться.

Командир батареи доложил командованию, что личный состав батареи готов к учению, и получил указание направить в штаб полка надёжного подчинённого за важным документом, при получении которого и начнутся учения. Выбор пал на меня как на надёжного сержанта, которому можно доверить важный и, наверное, секретный документ. Мне так думалось.

Что там говорить, внутренне я был польщён и горд оказанным мне доверием. Приказ я получил перед строем всей батареи и, ответив «слушаюсь», побежал в свою палатку собираться в дорогу. И, как всегда в таких случаях бывало, мои приятели в спешке дали мне немного денег и вещевой мешок, чтобы на обратном пути я зашёл в гастроном и купил батонов, сколько влезет в солдатский сидорок.

Пообещав всё это исполнить, я бегом бросился к ближайшей автобусной остановке и уехал в город, чтобы уже пешком добраться до своей части, которая находилась поблизости. По пути в часть в газетном киоске купил газету «Комсомольская правда», свернул её в трубочку и засунул за голенище сапога. Важный документ я получил у заместителя начальника штаба, майора Корниенко, расписался и зашёл в казарму своей батареи узнать у надёжных ребят последние новости о задержавшемся дембеле. Ничего утешительного никто мне не сказал. Немного поболтав обо всём помаленьку, достал из-за голенища сапога газету, вложил туда важный документ, свернул всё трубочкой, но совершенно забыл концы газетной трубочки с обеих сторон загнуть, чтобы при каком-нибудь случае документ не выпал из газеты, и в самом радостном настроении вышел из части.

Идя к гастроному, весело мурлыкал вполголоса мотив какой-то песенки и беззаботно похлопывал газетным свёртком по голенищу сапога. В дверях гастронома случайно оглянулся и увидел, что следом за мной плетётся старушка, а следом в нескольких метрах бодро идёт майор Корниенко, у которого я только что получил важный документ.

С набитым свежеиспечёнными батонами вещмешком я удачно прибыл в расположение батареи и перед её строем бодро доложил комбату о выполненном задании, подал ему в руки газетный свёрток. Не удостоив меня командой «вольно», комбат на моих глазах развернул газетный свёрток, потряс им перед моим лицом и угрожающе, сквозь зубы спросил:

– Где документ, сержант Богданов?

Потрясённый случившейся бедой, я машинально и довольно глупо ответил:

– А в газете он, товарищ капитан.

Комбат снова потряс передо мной, как фокусник, полностью развёрнутой газетой и ещё тише и злее переспросил: