Анри Труайя - Рассказы

Но после разговора с господином Маландреном гнев его начал утихать. Ведь все сочувствуют именно ему! Солидные люди осуждали поведение Дениз и восхищались им. Мысль о самоубийстве из-за женщины льстила всем женщинам, да и некоторым мужчинам тоже. Но ведь в действительности он не собирался умирать из-за женщины. Подобная репутация была для него такой же лживой, как и та, на которую претендовала Дениз. Но ведь и он обманывал знакомых. И тем более не заслуживал ни сочувствия, ни восхищения. Ах! Почему никто не хочет ему поверить?

Жан Дюпон провел отвратительную ночь. Ему приснилась огромная черная обезьяна, повторявшая каждое его движение и в конце концов занявшая его место в конторе.

На следующий день в обед его навестить пришла дежурная машинистка, красивая девушка, накрашенная, в кудряшках и очень разговорчивая.

— То, что вы совершили, — восхитительно! — сказала она ему, зардевшись. — Вы ее очень любили, не правда ли?

Жан Дюпон страдал невыносимо. Он хотел ей все объяснить, но не осмелился и отвернул голову.

— Ах! Если бы все мужчины были похожи на вас! — продолжала девушка (и можно было догадаться, что она имеет в виду совершенно конкретного мужчину). — Вам было очень больно?

Жан Дюпон взглянул на нее. Она ждала его ответа с тревогой. Наверное, боялась разочароваться. Он пожалел девушку и ответил:

— Да, очень больно.

— Вы решились на это внезапно?

— Да… нет… в конце концов… В такие минуты над этим не задумываешься!

Он умолк. Его немного покоробило, и он сам удивился этой лжи.

— Когда видишь таких людей, как вы, снова начинаешь верить в любовь, — сказала машинистка.

Жан Дюпон скромно опустил глаза.

— Не будем больше об этом, — пробормотал он.

Машинистка ушла от него в восторге.

В течение следующих дней больного посетили еще несколько сотрудников, и все в один голос хвалили его благородный поступок и верность в любви. Получил он и несколько анонимных писем, которые взбудоражили его. «Хотела бы я, чтобы меня любили так, как любишь ты». Подпись: «Незнакомая блондинка».

И еще небольшой стишок:

Подпись: «Сотрудница, любящая высокие страсти».

Такие разговоры сотрудников начали понемногу убеждать и самого Жана Дюпона. Он попытался вспомнить, какое у него было настроение, когда он в последний раз шел к Дениз.

Действительно ли он намеревался порвать с ней в тот день? Действительно ли обрадовался, когда она призналась, что больше не любит его? Действительно ли он вздохнул с облегчением, когда вышел от нее? Да, к тому времени, когда случился несчастный случай, он уже не любил Дениз так пылко, как когда-то. Но ведь нежность к ней осталась! Очевидно, он все же в глубине души страдал, когда узнал, что ему предпочли какого-то австралийского дантиста. Просто самолюбие не разрешило ему признаться в этом не только перед ней, но и перед самим собой. А тем временем где-то глубоко в сердце затаилась рана, от которой он еще не оправился. Возможно, когда автомобиль мчался на него, он еще мог отскочить? А какая-то подсознательная сила удержала его на месте. Зачем ему было просто так бросаться под машину? Итак, если он и оказался под колесами, так только потому, что не хотел больше жить.

«И это правда, святая правда», — думал он.

Когда Жером Клиш пришел проведать его и спросил:

— Ну, как настроение?

Он ответил:

— Плохо, дружище, все осталось, как прежде!

И начал расспрашивать о Дениз. Думает ли она о нем? Скучает ли, мучается ли, раскаивается ли в своей вине? Собирается ли к нему в больницу?

Жером Клиш в большом смятении должен был признаться, что Дениз Паке даже не поинтересовалась здоровьем Жана.

— Она такая же гордая, как и я! — объяснил Жан Дюпон. — Она не хочет, чтобы видели, что она меня жалеет.

Когда товарищ по работе ушел, Жан Дюпон попросил дежурную медсестру подать ему коробку из-под туфель, в которой он хранил письма и фотографии своей любовницы. Он перечитал долгие послания, каждая фраза которых пробуждала грустные воспоминания. Он растравлял себе сердце и до рези в глазах всматривался в изображение той, ради которой готов был так или иначе умереть.

Почему она не приходит? Ведь в том, что случилось, — ее вина. И она это хорошо знает. А может, она боится расчувствоваться? Боится, что между ними снова может что-то быть?