Гийом Мюссо - Девушка и ночь

В конверте лежало десять фотографий, слегка пожелтевших от времени. Я взглянул на первую – и передо мной разверзлась бездна. На фотографии мой отец страстно целовал Винку в губы. В висках у меня застучало, к горлу подступила тошнота. Я приоткрыл окно и сплюнул горькую слюну.

Вот те на!..

В шоковом состоянии я стал рассматривать фотографии более внимательно. Все они были одинаковые. Я ни на йоту не сомневался, что это не фотомонтаж. В глубине души мне было ясно: все, что запечатлено на снимках, происходило на самом деле. Возможно, отчасти я тому даже не сильно удивлялся. Как тайне, хранителем которой никогда не был, хотя она пряталась во мне – в сокровенной глубине моего бессознательного.

Отец был на всех снимках. Ришар Дегале, он же Ричард Львиное Сердце, как его называют среди своих. В начале 90-х ему было столько же лет, сколько мне сейчас. Единственно, я совсем не походил на него. С виду он был привлекателен, изящен и благороден. Стройная фигура, распахнутая на груди рубашка. Красавец, фразер, игрок и жизнелюбец. В общем, Рик мало чем отличался от Алексиса Клемана. Только был на пятнадцать лет старше. Он любил красивых женщин, спортивные машины, блестящие зажигалки и куртки «Смальто». Как ни печально, но на фотографиях Винка и отец прекрасно смотрелись. Они оба принадлежали к сильным мира сего. К людям, которые привыкли быть в жизни только на первых ролях и которые, окажись вы рядом с ними, неизбежно обрекали вас на роль статиста.

В общем, эти фотографии укладывались в своеобразный светский фоторепортаж, сделанный по меньшей мере в двух разных местах. Первое я узнал сразу. Кафе «Ля-Пляс», старинная маслобойня, крепостные стены на фоне сельского пейзажа, старое кладбище, где похоронен Марк Шагал. Винка с отцом разгуливают, держась за руки и прижимаясь друг к другу с нежностью, не вызывающей ни малейших сомнений. Куда большего труда мне стоило определить, где была сделана другая серия фотоснимков. Первым делом я признал отцовский «Ауди-80»-кабриолет на импровизированной автостоянке среди нагромождения белых скал. Затем разглядел каменные ступени. Вдалеке виднелся остров с крутыми, сверкающими на солнце гранитными берегами. И тут меня осенило. Марсельские бухточки . Маленький песчаный пляж за береговым валом – так ведь это же Обезьянья бухта! Пляж на краю света, куда отец возил нас, всю семью, раз или два, тот самый пляж, который служил ему местом тайных любовных свиданий.

У меня пересохло в горле. Подавив отвращение, я просмотрел все фотографии самым внимательным образом. В некотором смысле они были художественными, несомненно. Кто же мне их прислал? И кто их сделал? В то время объективы с переменным фокусным расстоянием были не настолько совершенны, как сегодня. Чтобы охватить такое количество деталей, фотограф не должен был слишком отдаляться от объектов съемки, и я даже подумал, действительно ли эти снимки были сделаны без ведома обоих героев. Отец определенно ничего не знал, а Винка?

Я закрыл глаза и представил себе такую картину. С помощью этих снимков кто-то собирался шантажировать отца. Это объясняло то, что я обнаружил несколько минут назад. Просматривая ксерокопии, которые прислал мне Пьянелли, я действительно узнал сумку из крокодиловой кожи, которая – я мог бы дать руку на отсечение – когда-то принадлежала Ришару. Если отец передал Винке сумку с сотней тысяч франков, значит, она и в самом деле угрожала обнародовать их отношения.

А может, рассказать и про свою беременность…

Мне нужен был свежий воздух. Я включил зажигание, откинул верх и направился к морю. Откладывать серьезный разговор с отцом больше было нельзя. Я вел машину, едва следя за дорогой. В голове у меня калейдоскопом кружили фотографии Винки. Я впервые заметил в ее взгляде какую-то тоску и неуверенность. Неужели она боялась отца? Кем же была Винка – жертвой или чертовски хитроумной манипуляторшей? А может, и той и другой?

У «Ла-Сиесты» – самой знаменитой дискотеки в Антибе, при выезде на дорогу в Ниццу, я остановился на светофоре. Этот светофор ничуть не изменился: запрещающий сигнал горел на нем бесконечно. Лет в пятнадцать я лишь однажды проехал его на красный свет на своем стареньком мопеде. Как назло, в тот день там дежурили полицейские. Они тут же составили протокол и выписали мне штраф на семьсот пятьдесят франков – эту тему мы потом обсуждали дома несколько месяцев. Вечное проклятие добрых душ. Я прогнал это обидное воспоминание, но вместо него у меня в голове тотчас возникло другое. Щелк-щелк . Девушка с «Лейкой». Щелк-щелк . Девушка, которая фотографировала вас мысленно, даже без фотоаппарата на шее… Мне просигналили. Наконец зеленый. Я понял, кто сфотографировал моего отца с Винкой. Я включил скорость и направился прямиком в Ла-Фонтон – в больницу.