Элисон Скотч - Мелодия во мне

Конечно, мать стоически сидит на своем месте. Сейчас она уже не может ретироваться, просто встать и уйти. Все пути к отступлению отрезаны. Да и эмоции уже выплеснулись наружу.

– Нелл! Я не сделала ничего плохого! – машет она мне рукой. – Я действительно от всего сердца простила твоего отца. Френсис! Дорогой! Если ты сейчас смотришь эту передачу, прошу тебя, умоляю… Вернись и помоги своей дочери! – Свою мольбу мама озвучивает, повернувшись лицом к камере. Прямо самая настоящая мыльная опера получается, правда, в скверном исполнении. Но вот она снова обращается ко мне: – И все то, что я говорила тебе о всепрощении, об умении прощать и забывать чужие грехи, о том, что нужно сохранить свой брак, я тоже говорила от чистого сердца, совершенно искренне. Мне самой понадобились годы и годы для того, чтобы постичь все эти простые житейские истины. Вот и тебе я желаю того же: постичь и понять правду жизни во всей ее полноте.

Какое-то время я молча разглядываю свою мать. Странное дело, она больше не плачет. Глаза сухи, словно обмелевший колодец. И о чем это говорит? Мама лукавит? Или все же нет? Я кусаю нижнюю губу, размышляю над ее словами. И неожиданно до меня доходит: после стольких лет усилий, работы над собой, попыток убежать от себя прежней, после ее изнурительных занятий йогой мама вернулась на то же самое место, с какого начала свой многолетний марафон. Круг замкнулся. Вернулась к себе той, какой она была, когда отец нас бросил. И по-прежнему голова ее забита всеми этими насквозь лицемерными рассуждениями о том, что такое хорошо и что такое плохо. Ханжой была, ханжой и осталась.

– Ничего-то ты не поняла, мама, – роняю я с невольной грустью, наблюдая за тем, как болван-оператор ищет наиболее подходящий ракурс съемки для завершающих кадров. – Столько лет мечешься как белка в колесе. Все бежишь, бежишь, бежишь… И куда же ты прибежала в конце концов? Да никуда! Все это лишь иллюзия эксперимента. Ведь ничего – ничегошеньки! – в твоей жизни не изменилось. Понимаешь?

Вот оно, то самое! В глубине души я ликую. У меня ведь свой эксперимент, и только что я поверила им свою теорию и доказала самой себе: люди не могут меняться. И тут я понимаю, что столь грустный вывод – вовсе не повод для ликования. Это стена, которую ничем не прошибешь. Не стоит даже и пытаться.

Дав самому себе клятву стать полезным членом общества и воспользоваться тем шансом, который подарила судьба, сохранив ему жизнь, Андерсон решительно перешел от слов к делу. Он всерьез преисполнен желания измениться в лучшую сторону. Вот, к примеру, на добровольных началах согласился вести какой-то там бенефис, устраиваемый для сбора средств в фонд некоммерческой организации «Хьюман сосайети», которая выступает в защиту прав как людей, так и животных. Само мероприятие запланировано на сегодняшний вечер.

– У вас ведь даже собаки нет, – замечаю я вскользь, сидя в лимузине, который везет нас на этот самый бенефис. Надо сказать, что Андерсон решил стать не только филантропом. Он также повел непримиримую борьбу за искоренение прочих своих дурных привычек. Активно пытается избавиться от пристрастия к супермоделям и всяким глупеньким молоденьким актрисулям, чей коэффициент интеллекта настолько низок, что уже изначально обрекает бедняжек на провал в любых интеллектуальных испытаниях. Но Питер все еще торчит в Беркшире, вот и получается, что сегодня объектом внимания Андерсона автоматически становлюсь я. То есть я получаю официальное приглашение на бенефис. Облачаюсь в совершенно нетипичный для себя наряд. Впрочем, он ведь покупался не для меня реальной, а для вымышленной Нелл, которая в тот момент еще верила, что люди способны меняться. Коротенькое коктейльное платье цвета спелого баклажана. Укладываю волосы феном, крашу губы новой помадой из набора косметики для артистов, и в результате получается совсем даже неплохо. Во всяком случае, Андерсон, приехав за мной, прямо в коридоре не преминул заметить, что выгляжу я просто супер.

– Должен вас предупредить, – начал он с места в карьер. – Наверняка нам начнут перемывать косточки в прессе. А если вы и впредь будете эксплуатировать столь яркий образ, то папарацци того и гляди примут вас за одну из тех моделей, с которыми я раньше коротал свой досуг.

Само собой, я понимаю, что Андерсон отпустил мне своеобразный комплимент, и ничего более, но все равно я покраснела. Потом взяла его под руку, и мы направились вниз, к поджидавшей нас машине.