Сарей Уокер - Диетлэнд

Письма хлынули водопадом. Их было больше тысячи. Вид тысячи писем, крики тысячи девочек в моих ушах. Я открыла первое, но так и не смогла сосредоточиться на содержании. «Привет, Китти. Мне страшно. Аборт. Бла-бла-бла». Так и хотелось написать HaleyBailey80 в ответ: «Почему ты спрашиваешь меня, Китти Монтгомери, делать тебе аборт или нет? Меня выгнали из Брауна!» Только после длительного перерыва в работе мне стала видна вся абсурдность того, что кто-то просит совета у Китти, а значит, и абсурдность моей работы.

— На прошлое Рождество моя восьмилетняя племянница попросила у Санты стринги, — жаловалась Недра Фельдстайн-Дилейни.

Я взглянула на следующие десять писем в очереди и поняла, что у меня нет сил даже открыть их. Только десять, не говоря уже о двух сотнях. Я прокрутила страницу до конца, выделила все письма и кликнула «удалить». Я подождала несколько секунд, чтобы понять, чувствую ли я вину, но я ничего не чувствовала.

«Новая программа баптисток», задание второе:

Противостояние

« Y -грипп» постепенно сходил на нет, но я все еще ощущала новые его проявления, такие как покалывание в конечностях, крошечные точные уколы электричества. Я ходила словно наэлектризованная — от стоп до кончиков ногтей на пальцах рук. Да и в целом я не чувствовала себя хорошо; я была отделена от жизни, словно воздух между мной и всем остальным стал стеклянной стеной.

Мою квартиру пропитывал затхлый запах пота и болезни — все равно что жить в стеклянной банке с запечатанной намертво крышкой. Я была в самом разгаре стирки постельного белья и одежды и готовилась, наконец, открыть окна, когда позвонила Верена и объяснила мне суть второго задания по «Новой программе баптисток». Она хотела, чтобы я начала бороться с людьми, которые пялились на меня и отпускали грубые шутки и всякие непристойности.

— Хватит игнорировать их, — сказала она. — Ответь им!

Я все еще тяжело переживала последствия первого адского задания, а Верена уже тут как тут со вторым.

— Зачем напрягаться? Я скоро уже не буду так выглядеть.

— Я считаю, тебе нужно постоять за Плам. Когда ее не станет, ты, может, будешь сожалеть, что так ни разу и не защитила ее.

Верена говорила о Плам так, будто ее собираются уничтожить, распылить. Внезапно в моей голове появилось видение падающего с крыши арбуза. Шмяк! — и розоватая мякоть расплескалась по тротуару.

— Если ты пытаешься отговорить меня от операции, то, напоминая мне, как сильно все меня ненавидят, ты вряд ли этого добьешься.

— Просто доверься самому процессу. Баптистка не боится идти на риск.

Я была рада, что мы говорим по телефону: так Верена не видела, что я закатила глаза. Не собиралась я ни с кем бороться. Единственный для меня способ выжить — существовать в пелене отрицания. И сорвать эту пелену, признать то, что происходит вокруг меня, было совершенно невообразимым. За все почти тридцать лет жизни я позволяла себе лишь изредка эту пелену приподнимать. Если не обращать на что-либо внимания, поздно или рано это перестает быть для тебя реальным. Тем не менее я сказала Верене, что попробую. Она никогда не узнает. Придумаю потом какую-нибудь пафосную историю, что-то вроде писем от «девочек Китти».

Двадцать тысяч скоро будут моими. Повесив трубку, я пролистала свои модные каталоги и заказала еще пару платьев.

Верена сказала, что процесс отказа от антидепрессантов займет больше месяца. Я не могла прятаться в квартире все это время. Я решила, что возвращение к нормальной повседневной жизни поможет мне справиться с дезориентирующими симптомами и вернет хоть какую-то стабильность в мою жизнь. Я собрала сумку и отправилась в кофейню, в первый раз за несколько недель. По пути я обдумывала второе задание. Если бы я решила противостоять кому-нибудь, далеко ходить мне не было бы нужды. Я подумала о том, что могла бы ответить тем парням, что вечно тусовались в конце квартала. Но на ум ничего не приходило, ни одной остроумной, меткой фразочки, которая поставила бы их на место. Слов было недостаточно. Вместо этого я представила, как парней сбрасывают на автостраду, совсем как тех мужчин из новостей, и грузовик или, может быть, автобус проезжает по ним, тесня к обочине, раздавливая их всмятку и пуская их отрезанные окровавленные головы катиться по дороге, как шары для боулинга.

«В твоей настоящей жизни что бы произошло?» — спросила меня Верена еще тогда.

Они бы истекали кровью.