Сарей Уокер - Диетлэнд

Заперевшись во второй кабинке за вечер, я вдруг представила, как Мейсон подкатывает в баре к Алисии, не ради прикола, а потому что она действительно ему нравится. Ей бы польстило внимание такого парня. Она бы пошла к нему домой и занялась с ним сексом. Она не могла видеть его истинную сущность. Дура Алисия.

Я вышла из кабинки и встала у раковины, газета была все еще зажата у меня под мышкой. Я взяла ее в руки и посмотрела на Литу. Лита смотрела на меня, как и всегда. Она была где-то там, думала обо мне, нуждалась в помощи.

— Я следила за тобой, — прошептала я, проводя пальцами по газетной бумаге. Пришло мое время.

Я поднялась наверх, Мейсон сидел за столиком в углу в компании друзей. Никто не смеялся. Сана посоветовала бы мне пойти домой, утверждая, что мне все равно не устыдить всех придурков в этом мире. Она была права, но я все равно пошла вперед. Мейсон должен был поплатиться. А я буду быстрой… и безжалостной.

— Я не поеду к тебе домой, — сказала я Мейсону на глазах у его друзей. — Ты страшный.

Он не сразу понял, что я сказала:

— А?

— Я говорю, ты страшный, — повторила я. — Настоящий урод.

Друзья Мейсона, три женщины и двое мужчин, переглянулись друг с другом. Это не было частью плана.

— Это я-то страшный? — Мейсон нервно засмеялся, но друзья не подхватили его смех. — Я урод? Ты себя в зеркало видела, жируха? Ты отвратительна. Ни один мужчина в здравом уме не прикоснется к тебе.

Больше никакого «детка» для меня.

Я была рада, что он сказал все в открытую. Дал знать, что маскарад окончен.

— Ты сам трогал меня, и, похоже, тебе очень нравилось.

— Просто потому, что хотел выиграть пари.

Он снова засмеялся, смотря на друзей и ища в них поддержки, но лица сидящих за столом не выражали ничего, кроме крайнего удивления. Большая туша заговорила. Большая туша умеет разговаривать. Они-то думали, что большая туша молчаливо терпит все насмешки и замечания и, перекатываясь на толстых ногах, тихо возвращается в свою берлогу, продлевая никчемную жизнь. Теперь туша рассердилась. Ой, не стоило им ее дразнить.

— Ты говоришь, я отвратительна, Мейсон, но мы-то оба знаем, что такие, как я, заводят тебя. Ты грезишь о толстушках. Просто не хочешь, чтобы друзья знали.

Прежде чем он успел ответить, я схватилась за столешницу и перевернула их стол; бутылки с пивом покатились по наклонной, разливая содержимое. Его друзья тут же повыскакивали из-за стола, чтобы не облиться пивом.

— Жирная корова, — наорала на меня какая-то из женщин.

Все поспешили убраться подальше. Мейсон поскользнулся на мокром полу, ударился затылком о стену и съехал вниз. Прифигевший, он лежал в луже пива и среди осколков янтарного стекла, медленно моргая и морщась от боли. Его друзья не помогли ему.

Я поставила ногу ему на грудь. Мои тяжелые армейские ботинки. Мои цветные колготки. О да, я могла это сделать!

— Тебе надо научиться себя вести! — закричала я на него. Вокруг нас уже начала собираться толпа.

— Чего ты так. Мне жаль, что я так сказал, — лепетал он. — Ты красивая, Дженнифер. Правда.

— Что-что? — переспросила я, стараясь перекричать шум бара. Я хотела, чтобы он сказал это снова.

— Я думаю, ты красивая.

Я не смогла удержаться от смеха.

— Ты считаешь меня красивой?

Из всего, что он мог сказать, такого я совсем не ожидала. Звучный, почти львиный рык раздался из моей глотки. Смех был таким внезапным, таким сильным. Я боялась, что меня разорвет пополам от смеха. Должно быть, со стороны все выглядело весьма страшно: парень на земле и толстуха над ним, трясущаяся всем своим жирным телом от смеха.

— Я не расслышала. Повтори.

— Ты красивая, Дженнифер. Я правда так считаю.

Но смех не утихал. Казалось, я смеюсь за все годы своей жизни. Что смех мой простирается от детства до сегодняшнего вечера, оставляя след, словно хвост летящей кометы. Комета пролетела мимо всех детей, которые когда-либо обзывали или мучили меня в детстве, мимо всех парней и мужчин, которые игнорировали меня, когда я была девушкой, мимо всех женщин, которые считали меня не такой и исключали из своего общества, мимо всего страшного, что преследовало меня до сегодняшнего дня, когда Мейсон сказал, что я красивая. Наконец-то я получила то, что хотела! Хвост кометы выскользнул у меня изо рта и растаял в полутьме бара.

Воцарилась тишина.

Мейсон думал, что может бросить хлебную крошку толстой девушке, и эта крошка компенсирует все то, что случилось в жизни девушки до этого. Как будто до сегодняшнего дня она и не жила. Его слова о том, что она красивая, были горшочком с золотом в конце радуги, счастливым билетом в лотерее, исцеляющей рукой Христа, возложенной на ее голову. Его заставили поверить, что он обладает такой силой. Его уже наделяли этой силой. Такие же женщины, как она.