Анна Берсенева - Коктейльные вечеринки

– В общем, да.

– Я тоже так думал. – Кирка смотрел тем взглядом, который был у него с рождения. Из-за этого взгляда ей с самого же его рождения и казалось, что думает он всегда. Даже во сне, когда взгляда не видно, его лицо выглядело сосредоточенным. – Но оказалось, что это не так. Почему – пока не понимаю.

Это Вера как раз понимала прекрасно. Потому что когда оказывается, что пятнадцать лет твоей жизни не будут иметь продолжения, даже просто логического продолжения, не говоря о продолжении чувств, которыми были насыщены эти огромные годы, то в жизни твоей образуется провал, и непонятно, чем его заполнить, и можно ли заполнить вообще.

Но как сказать это сыну и зачем это говорить? Ему не станет легче от ее расхожей мудрости, тем более сейчас. Вера вспомнила, как первый раз приехала к нему в Стэнфорд, и все ей было в диковинку, и он показывал ей библиотеку и кампус, посмеиваясь над ее удивлением, а потом познакомил с Мариной и, когда провожал в аэропорт, сказал, что это единственная девушка, с которой он чувствует, что жизнь не сводится к обыденным вещам, и для него это важно. Как он все это забудет, если даже она забыть не может?..

– У тебя завтра важная встреча? – спросила Вера.

Молчание было тягостным, ей хотелось его прервать.

– Нет, – ответил он. – Была назначена, но я отменил. Поменял билет и завтра улетаю.

Видимо, на ее лице выразилось даже не изумление, а потрясение.

– Ма, – сказал Кирилл, – я не потому встречу отменил, что страдаю.

– А почему? – тут же спросила Вера.

– Понял, что меня втягивают в темное дело. Я с самого начала должен был это понять.

– Кирка, ты, может, и должен был что-то понять, но я ничего не понимаю, – вздохнула она.

– Мне предложили участвовать в большом проекте в России. Возможности сбора данных неограниченные. Деньги тоже. От меня нужен был анализ биг дата и разработка определенных социальных технологий.

– Думаешь, ты мне что-то разъяснил? – улыбнулась Вера.

– Да, я сейчас не слишком внятен, извини. – Он перешел на английский. – В общем, мне сказали, что это коммерческий проект. И меня ничто не насторожило.

– А что должно было тебя насторожить?

Теперь Вера насторожилась сама. В биг дата она, положим, ничего не понимала, зато понимала, что большой проект с неограниченными деньгами и социальными технологиями, вот сейчас, здесь, это дело не совсем коммерческое и, может быть, опасное. Почему же Кирка ее не спросил! Впрочем, было бы странно, если бы он стал спрашивать маму о таких вещах.

– Меня должен был насторожить, например, человек, который вел со мной переговоры, – ответил Кирилл. – Он приходит в одежде с уличного рынка, когда все в деловых костюмах. Что уже выглядит инфантильно. При этом он не бандит, у него серьезный бизнес, я, разумеется, проверил. При этом у него золотой айфон. То есть золотого айфона, конечно, не бывает, но для него сделан золотой панцирь. И во время переговоров он иногда достает этот кусок золота из кармана и кладет на стол. Я спросил зачем, и он ответил: чтобы собеседник правильно понимал его статус. От этого ощущение, будто ты собираешься подписать контракт с папуасами. Я знал, что в Москве так было двадцать лет назад. Но считал, это ушло в историю.

– Кирка, – сказала Вера, – ты думаешь, мать старая дура, я понимаю…

– Я так не думаю.

Он улыбнулся.

– …но если бы ты меня спросил, я бы тебе сразу сказала, что здесь это никогда не уходит в историю. Это затаивается, но всегда возвращается, и что это, и когда, и чем будет избыто, никто не знает. То ли наказание, то ли проклятие, то ли просто этнографический антураж. Как вувузелы.

– Может быть. – Он пожал плечами. – Но в данном случае я не должен был анализировать причины. Должен был просто прекратить отношения с этим Виталием и не вступать в проект, который он фронтирует, каким бы заманчивым этот проект ни выглядел. Я только сегодня это понял.

– Что же такого произошло сегодня? – спросила Вера.

И тут же прикусила язык. Да, непонятно, каким образом расставание с женой способствовало тому, чтобы Кирка как-то иначе увидел какой-то проект, но упоминать об этом было жестоко.

Его лицо переменилось, и ей стало стыдно за то, что она так бестактна и безжалостна.

– Сегодня?.. – сказал он. – Я понял, что не должен вступать в проект, когда разговаривал с Машей.

Вера поняла, что перемена в его лице была не болью, а удивлением.

– С Машей? – в свою очередь удивилась она. – Ты с ней обсуждал биг дата? Нет, она, конечно, умная девочка, начитанная… Но все-таки совсем в других областях, по-моему.