Эмили Фридлунд - История волков

Я снова привалилась головой к дверце и стала смотреть, как в небе облака набегают на другие облака, а может, это были клочья дыма.

Она снова заговорила:

– Но я тут не судья.

«Ты так говоришь только потому, что я не твой ребенок», – помню, подумала я тогда и потерлась лоснящимся от пота лбом о стекло, на котором остался широкий жирный след, как будто от неведомого насекомого, шмякнувшегося об окно.

Сегодня мне трудно вообразить, как много из того, что я делала и хотела в те годы, произошло из-за этого вот подозрения.

В чем различие между тем, во что ты хочешь верить, и тем, что ты делаешь? Вот о чем мне надо было спросить у Патры, вот вопрос, на который я хотела получить ответ, но он пришел мне в голову – или пришел в такой формулировке – уже после того, как мы встретились с ней на стоянке у здания суда в тот день, уже после того, как мы с мамой ехали в душном громыхающем пикапе и она припарковалась между двух фургонов позади церкви Богоматери. Пока мама писала хозяйке пикапа записку со словами благодарности, которую потом сунула за солнцезащитный козырек над рулем, я встала на четвереньки прямо на гравийное покрытие, в своем салатного цвета длинном платье, распушившемся вокруг моей талии, и начала собирать в ладонь маленькие камешки. Потом вернулась мама, сказала, что все о’кей, и мы пошли пешком домой. Мы шагали по обочине шоссе, а я разжала пальцы, и камешки выпали на дорогу. На повороте у озера она разок обернулась на меня, но когда я добрела до тропы, поросшей сумахом, и когда за деревьями показалась труба нашей хижины, мамы уже не было видно. От нее остался только шорох раздвигаемых кустов сумаха и пульсирующее колыхание огромных листьев, под которыми она проходила.

Так в чем же различие между тем, что ты думаешь, и тем, что ты в конечном итоге делаешь? Вот о чем мне надо было спросить в письме мистера Грирсона – того самого мистера Грирсона, который, даже после того как Лили сняла свои обвинения, был приговорен к семи годам тюрьмы на основании тех фотографий и его собственного признания в суде. Я прочитала сделанные им заявления спустя несколько месяцев после объявления приговора, а он сидел сначала в Сиговилле, штат Техас, потом в Элктоне, штат Огайо. Чету Гарднеров, которых обвиняли в причинении смерти по неосторожности, оправдали через три недели на том основании, что они подлежали освобождению от судебного преследования по религиозным убеждениям [38] В ряде штатов США существует юридическая норма, освобождающая родителей от ответственности за смерть ребенка вследствие отказа от его лечения в связи с их религиозными убеждениями. . Не знаю, как сложилась их дальнейшая судьба. После выступления в суде я вернулась домой с мамой в одолженном пикапе, съела в один присест три бутерброда с арахисовым маслом и пошла удить щук. Ушла на рыбалку, впервые в жизни напилась – и все забыла. Их коттедж потом много месяцев маячил перед моими глазами, но я туда ни разу не наведалась и старалась не смотреть туда, когда следующим летом новые владельцы поставили на веранде гриль и натянули сетку для бадминтона. Но я следила за перемещениями мистера Грирсона по всей стране, когда он вышел из тюрьмы, следила за движением его красного флажка из штата в штат, из Флориды в Монтану и обратно. Я видела, что он вернулся в тюрьму за нарушение условий досрочного освобождения, просидел еще год, вышел и открыл антикварную лавку на болотах. До того, как написать ему, и до того, как мы на пару с Энн стали снимать квартирку в Миннеаполисе, я несколько раз перечитала его официальное заявление касательно Лили. «Я думал об этом, я думал об этом, да, я думал об этом», – заявил он. И несколькими фразами ниже: «Я хотел, и когда она сказала, что я с ней это сделал, я с этим как бы согласился. Когда у меня в квартире нашли те фотографии, я притворился, будто никогда раньше их не видел. Но я солгал. А когда эта девочка Лили заявила на меня, я подумал: ладно, пусть будет так. Теперь начинается моя настоящая жизнь».

Сидя за столом в офисе компании речных грузоперевозок в Миннеаполисе, я видела в окно замызганную эстакаду, по которой машины въезжали на бетонную автостоянку. Целый день я видела людей, которые, как марионетки, высовывались из окон, тянули руки, чтобы прокомпостировать парковочные талоны, и ждали, когда поднимется желтый шлагбаум. Если я отъезжала на кресле назад и разворачивалась на сто восемьдесят градусов, то видела кусок Миссисипи между эстакадой и прибрежными ивами.