Дёрдь Шпиро - Дьяволина Горького

Если бы главным редактором оставался еще Бухарин, то можно было бы что-то придумать, но “Правдой” уже заправлял Мехлис, тупой солдат партии, который когда-то работал под руководством Сталина, потом был его личным секретарем. Тем, кто был недоволен “Правдой”, Сталин говорил так: “Страшный человек этот Мехлис, я сам ничего не могу с ним поделать”. Ягода же говорил, что тех, кто глупее его, Сталин презирает, любит поиздеваться над ними, публично унизить, но доверяет он только таким.

Алексей предсказал, что Сталин уберет всех, кто будет мешать его союзу с Гитлером, и ликвидирует либо сошлет в лагеря всех евреев, принадлежавших к ленинской гвардии. Литвинова тоже куда-нибудь денет – ведь не может гитлеровский министр иностранных дел вести переговоры с евреем. Расовая теория Сталину будет на руку, считал Алексей, так как 90 процентов ленинской гвардии по происхождению были евреями. На что я заметила, что Заславский ведь тоже еврей и даже числился членом Бунда. А он будет тем исключением, изрек Алексей, которое подтверждает правило.

До появления статьи в “Правде” он считал, что стратегия, которую он применял против Ленина, все еще может быть эффективной. Ведь каким бы мерзавцем он ни был, Ленин все же был человек образованный. Но Сталин, хотя и читал много, знал греческий и латынь и немного немецкий, как был, так и остался неучем.

А потом грянула страшная катастрофа с “Максимом Горьким”.

Крючков созвал семейный совет: говорить ли Алексею о случившемся или скрыть это от него? Все проголосовали за то, чтобы скрыть, – Тимоша, Катерина Павловна, Крючков, даже Магда. Только я была против. Потом Магда сказала, что, поскольку Марфа учится в одном классе с дочерью Сталина Светланой, она все равно от нее узнает, на что Крючков возразил: мол, Светлану в такие вещи не посвящают, и с отцом она видится редко, но даже в том случае, если Магда откажется от своего мнения, результатом голосования будет 3: 2 в пользу того, чтобы все утаить.

“Правду” и “Известия” в этот день от Алексея спрятали. А когда он спросил, то я соврала ему, что я тоже газет не видала. Но от этого мне сделалось так противно, что я пошла к нему и все рассказала. На что он отреагировал так, что, мол, это только начало: города, названные в его честь, разбомбят немцы, теплоход подорвется на мине, а все улицы Горького через пятьдесят лет будут названы в честь царя либо в честь Сталина.

Помню, когда “Максим Горький” с размахом крыла в 63 метра пролетал над Красной площадью, я стояла, держа в руках сумку с медикаментами, на лестнице под трибуной мавзолея. Самолет я не видела, слышала только жуткий рев исполина, который, разбрасывая листовки, пронесся над головой. На Красной площади в тот день встречали героев-летчиков и спасенных ими челюскинцев. Всего было спасено 104 члена экипажа, погиб один человек. Летчики, совершившие за два месяца 23 вылета, получили звания Героев Советского Союза и ордена Ленина.

Год спустя на “Максиме Горьком” летал знаменитый француз Антуан де Сент-Экзюпери, а в следующий полет на борт взяли создателей самолета, 36 инженеров и техников ЦАГИ. Самолет на небольшом истребителе сопровождал известный пилот-испытатель Благин, который при совершении третьей мертвой петли задел за крыло АНТ-20. Оба самолета рухнули на землю, и все погибли.

Впоследствии Крючков все же признал мою правоту, потому что потоком шли письма и телеграммы, начинавшиеся словами: в связи с гибелью “Максима Горького”… Разве можно было тут что-нибудь утаить?

Распространялись слухи, будто Благин хотел покончить жизнь самоубийством. Политбюро же постановило как можно скорее построить еще целый ряд самолетов-гигантов, присвоив им имена Сталина, Ворошилова, Молотова и Калинина. Имя Горького в этом постановлении даже не упоминалось. Крючков снова созвал семейный совет: надо ли выкладывать “Правду” и “Известия” с этой информацией? На этот раз вместе со мной “за” проголосовали Тимоша и Магда, и Алексей смог прочесть это постановление. А прочитав, сказал: это месть Сталина за то, что в 1929 году, когда в Москве пышно отмечалось 50-летие Сталина, он послал ему лаконичную телеграмму: “Поздравляю, жму руку”.

Тимоша и Катерина Павловна в сопровождении знаменитого журналиста и дипломата Михаила Кольцова отправились в Лондон, чтобы попытаться выманить у Муры архив Алексея. И об этом Крючков ничего не сказал Алексею, остальные тоже молчали. А я рассказала. Алексей надеялся, что Мура не сдастся.