Чингиз Айтматов - На солнечной стороне [Сборник рассказов советских и болгарских писателей]

— Я не думаю, чтобы меня не уважали, Алексей Григорьевич.

— Я тоже этого не думаю. Я сам вас глубоко уважаю и ценю, Анна Сергеевна.

— Я должна подать заявление об уходе? Вот оно, — Анна Сергеевна достала из портфеля сложенный вдвое листок бумаги и положила на стол перед директором.

— Мне очень, очень жаль, Анна Сергеевна…

Он смотрел, как Анна Сергеевна пошла к двери. Подобно всем маленьким женщинам, она держалась подчеркнуто прямо, и сейчас спина ее была прямой, с легким прогибом внутрь. Двери школы, расположенной в старом особняке, были огромны и тяжелы, как ворота, с высокими, массивными ручками. Анна Сергеевна чуть приподнялась на носки, по-детски взялась двумя руками за медную ручку и качнула ее вниз, словно колодезное коромысло. Дверь медленно приотворилась и тут же плотно закрылась за учительницей.

Директор некоторое время сидел очень тихо, прислушиваясь, как глухо и неровно бьется в нем сердце, затем вызвал секретаршу.

— Когда появится Улесов, попросите его ко мне.

Узнав, что его требует директор, Улесов сразу смекнул, откуда ветер дует. «Ну, я вам не Анна Сергеевна, меня колесом не объедешь», — подумал он со злобной решимостью.

— Вы знаете, что Клевцовой приходится оставить школу? — были первые слова директора.

— Да… я слышал.

— Что вы об этом думаете?

— Трепачам рта не заткнешь, — угрюмо проговорил Улесов.

— Я не о том… Что сделано, то сделано. Меня интересует будущее.

Улесов весь подобрался, как перед выстрелом.

— Я полагаю, это мое личное дело.

Директор чуть помолчал. «Маленькие дети — маленькие хлопоты, большие дети — большие хлопоты, — думал он. — Вот тебе и тихая пристань!»

— Анне Сергеевне будет очень трудно, — сказал директор.

— Это почему же?

— Преподавательской работы в середине года она не найдет. Ей придется покинуть Москву, значит, рухнут ее планы.

— Это все поправимо, — проговорил Улесов и сел поудобнее. — Я буду помогать ей, пока она не устроится.

— А вы думаете, молодой человек, что Анна Сергеевна примет такую помощь?

— Так у нее же нет выхода! — простодушно сказал Улесов. — Будьте покойны, я сумею ее убедить!

Директор со странным интересом разглядывал Улесова.

— Говорят, товарищ Улесов, что вы передовик производства, отличный физкультурник, на прекрасном счету в комсомольской организации, это все верно?

«Вот оно — начинается!» — отметил про себя Улесов: ему почудилась скрытая угроза в словах директора.

— Давайте завод не трогать, — произнес он холодно, — завод тут ни при чем. — Улесов решил идти в открытую. — И вообще, к чему весь этот разговор? Мне и самому неприятно, что так вышло, но никакой вины я за собой не чувствую. Анна Сергеевна не девочка, она старше меня и сама отвечает за свои поступки.

— Ваша вина в одном, — послышался слабый, ватный голос, — любили вы или не любили, а ваше место было радом с ней…

Мысль ускользнула от Улесова, но зато он понял одно: директор не станет раздувать эту историю и доводить ее до завода.

— Оставим прошлое, — продолжал директор. — Жизнь свела вас с чужой душевной невзгодой, с большой человеческой бедой, а где же ваше сердце, душа? Где ваша ответственность за судьбу человека?

— Ладно, — сказал Улесов и поднялся…

«Чудак!», — с добрым чувством думал Улесов о директоре, быстро шагая к дому учительницы. Теперь, когда он не опасался, что эта неприятная история может ему повредить, ему искренне хотелось помочь Анне Сергеевне. Он от души жалел ее, к тому же его увлекала необычная и благородная роль спасителя. Но было и еще одно, едва ли не главное: ни близость, давшаяся ему так легко, ни кажущаяся безответность Анны Сергеевны не уничтожили странного превосходства учительницы, которое он ощутил еще в первый день. Она никогда не давала ему почувствовать это превосходство, и все равно Улесов его чувствовал. То, на что он больше всего полагался в себе, его жизненная хватка, странно обесценивалось в ее близости. Но сегодня ей придется признать свое поражение…

Улесов легко взбежал по лестнице на пятый этаж. Анна Сергеевна не ждала его, и Улесов впервые довольно долго протомился у входной двери. Эта маленькая заминка как-то странно сбила то победное настроение, с каким он спешил сюда. Знакомо звякнула дверная цепочка.

— Сережа?! — Голос Анны Сергеевны звучал чистой радостью, будто ничего не произошло. На ней был все тот же халатик и серые нарукавники. Видимо, она работала.