Владимир Топилин - Когда цветут эдельвейсы

— Я скажу, что на сук напоролся сам... — негромко ответил Саша.

— Как докажешь? Рана своеобразная: с одной стороны ткань резаная, с другой рваная. Любому хирургу понятно, что это работа ножа.

— Всё равно скажу, а там пусть докажут...

Косой угрюмо посмотрел на бедро парню, подумал: «Дай Бог, чтобы на своих ногах домой вышел...» Там, из-под телогрейки, на штаны расплылось тёмное пятно. Если посчитать, как кровь заполоняет тело внутри человека, двигаться парню самостоятельно осталось немного. Они прошли километр, не больше, идти до посёлка ещё около двух. Нет, не выживет... Даже если они своевременно доберутся до дороги...

Будто в подтверждение его слов, раненый вдруг споткнулся, упал на подломившуюся ногу. Косой подбежал к нему, наклонился, хотел помочь встать, но ужаснулся. Белое, как снег, лицо юноши вызвало у него страх. Наполовину прикрытые глаза, казалось, ничего не видели, тонкие, стянутые губы подрагивали.

— Ты что, Санёк?! Как твоё состояние?

— Да ничего, всё нормально, — спокойно ответил Саша, — поскользнулся. Нога левая что-то занемела, как ватная... Морозит. Но это всё ерунда, помоги подняться.

Косой в нерешительности потянул его за плечи, но, почувствовав тяжесть тела, вдруг понял свою ошибку. Кровь «прилипла» к лицу, он понял, что надо делать. В следующее мгновение он уже развязывал на ногах пострадавшего юксы, выставлял лыжи на лыжню, скинул свою куртку, приготовил для него лежанку. Парень понял его намерение, неторопливо, стараясь не делать резких лишних движений, перелез, лёг спиной на свои лыжи. Мужчина уже отстёгивал ремень автомата, снял с брюк ремень, соединил их вместе, закрепил на луках к носкам лыж:

— Держись, Санёк! Прокатимся с ветерком. И как же это я! Надо было сразу тебя положить...

Ещё на секунду задержавшись, Косой посмотрел по сторонам, запомнил место, бросил «калаш» под рябиновый куст, перекинул через голову лёгкую «Белку», тронул за ремни. Лыжи легко сорвались с места, покатились по лыжне. Периодически приостанавливался, следил за положением лежащего человека, а потом быстро передвигался вперёд.

Метр за метром, поворот за поворотом, пологие и крутые пригорки, кочки, ухабы, прыжки, прижимы — всё аккуратно, мягко проплывало под лыжами юноши. Над головой склонившиеся кедры, островерхие ели, почерневшие пихты. Небо подёрнуто бурыми тучами, из которых, вальсируя, на лицо опускаются тяжёлые снежинки. Руки, ноги, тело пронизывает муравьиная дрожь, веки тяжелеют, в ушах монотонный голос человека. Косой рассказывает смешной случай о том, как на службе, перед построением, мичману Троицкому пришили погоны «кап три», и чем это всё кончилось. Саша смеётся, ему становится немного легче. Силы приливаются в мягкое тело, сознание становится ясным. Потом всё исчезает, уходит куда-то в туман... Вдруг голос Вали: реальный, ледяной, как колкий холод. Девушка склонилась над его лицом, плачет. Слёзы падают ему на лицо, но он их не чувствует. Рядом кто-то что-то говорит. Подруга отстранилась, над ним наплыли глаза Косого:

— Держись, Санёк! Тут немного осталось, вот уже покосы пошли. Я дальше не пойду, здесь Валя тебя сама дотянет... Прощай, наверно, больше не увидимся... В любом случае...

Лицо исчезает. Теперь лыжи тянет Валя. Девушке тяжело, она громко всхлипывает, но не сдается, старается быстро преодолеть оставшиеся сто метров пути. Где-то впереди слышны знакомые и чужие голоса. Опять провал в памяти...

Ещё один раз Саша очнулся в низком салоне машины «скорой помощи». Рядом суетится женщина в белом халате, перетягивает руку жгутом, ставит укол. Её движения холодны, решительны, глаза спокойны, как у рыси перед прыжком. Увидев, что он очнулся, она рассеянно улыбается, к кому-то обращается. Больной с трудом приподнимает голову, видит бледное лицо Вали. Подруга приложила ласковую, мягкую руку ему на щёку. От её прикосновения становится легко и спокойно, как в далёком, безоблачном детстве. Он счастлив, хочет что-то сказать, но не может пошевелить губами, проваливается в глубокую, неизбежную пропасть.

В палате тихо, светло, тепло. За окном слышна звонкая капель. На стенах играют солнечные зайчики. Сквозь приоткрытое окно просачивается горьковатый привкус набухших почек вербы. Томительный запах тающего снега кружит голову. Звонкое пиканье желтогрудой синички взрывает сердце порциями нахлынувшей энергии. Пришла весна! Жизнь продолжается!

Саша лежит в углу, далеко от окна. Сквозь стекло ему видны лишь гибкие прутья покрасневшей талины да высокий срез трубы местной кочегарки. Невелика утеха смотреть на чёрные клубы дыма да голое дерево. Однако и в этом есть свой смысл. По солнцу юноша определил стороны света и теперь с вечера предсказывает погоду на следующий день. Если клубы дыма из трубы падают на запад — к хорошей погоде, наоборот — к пасмурной. По птичкам определять завтрашний день ещё проще. Хорохорятся воробьи на вершине дерева — к морозу. А поскачет синичка с ветки на ветку на закате вниз, быть снегопаду. Как и куда летят вороны: быстро, медленно, этому опытный натуралист тоже всегда дает определение. Если на ветер, то птицы летят в тайгу, к чистому небу, в сосновую рощу, а начнут кричать и из стороны в сторону метаться — метель будет. Много примет знает парень, всё объясняет не спеша, с расстановкой, для него это привычно. А мужики, соседи по палате, не перестают удивляться: «Как так? В такие годы и такой богатый опыт? Мы жизнь прожили, а так и не замечали, что, куда и для чего». Саша смотрит равнодушно. Просто не хотели замечать.