– Пожалуйста, не делайте этого, – попросил я учительницу. – Пусть он привыкнет к классу, к обстановке. Понимаете, мы совсем недавно переехали в ваш город. И он ещё чувствует себя здесь чужим.
Пока я разогревал суп, сваренный с вечера женой, накрывал на стол, сын, переодевшись в удобную домашнюю одежду, лежал на диване и неотрывно смотрел в потолок, словно о чём-то напряжённо думал.
Я вспомнил, что однажды, в Байкальске, минувшим летом, уже видел у него такое же вот сосредоточенно-отрешённое выражение лица. Только тогда он лежал не на диване, а на короткой лавке, на которой умещался весь.
Со своими друзьями-одногодками по инициативе Гены Морошенко, – который был старше остальных года на три и жил за речкой Харлахтой, в «посёлке Первостроителей», в ветхом бараке, – они, никому ничего не сказав, отправились «на старое стрельбише» собирать карабинные и пистолетные гильзы.
Время приближалось уже к полуночи, но ни Димки, ни остальной ребятни не было…
Волнуясь, я обегал не только дома его приятелей, но и все «точки», где они могли быть: у «Пичугина ручья» – рядом с нашими коттеджами; чуть выше от впадения этого самого ручья в Харлахту, на небольшой лесной полянке, где ими из всякого бросового материала был построен «штаб»; у сараев за домами старого посёлка, где в основном и жили друзья Димки, дети рабочих целлюлозно-бумажного комбината; на заброшенном футбольном поле «посёлка Первостроителей», с полуразвалившимися бараками и множеством покосившихся, кое-как сляпанных убогих сараюшек вокруг них.
Побывал я, и у матери-одиночки Гены Морошенко (он частенько приходил к нам поиграть, несмотря на разницу в возрасте, с Димкой, а точнее – с его многочисленными и порою весьма замысловатыми игрушками), поинтересовавшись у неё: не знает ли та, где её сын?
– Да носится где-то, – спокойно отреагировала на мой вопрос Зинаида. – Разве ж за ним уследишь?..
От неё попахивало перегаром, и, похоже, сейчас её занимали совсем иные проблемы.
Волнение моё усиливалось ещё и оттого, что буквально несколько дней назад обитатели этого самого барака, соседи Генкиной матери, работающей на комбинате уборщицей, сожрали нашего беспородного, здоровенного и крайне добродушного пса Сфинкса – мыслителя по натуре, который всюду сопровождал Димку, ненароком отпугивая своим внушительным видом всех кто, по его понятиям, приближался к нему ближе положенного и кого он тут же, по своей собачей привычке, хотел обнюхать, приближаясь к незнакомцу вплотную.
О том, что Сфинкса (который мог подолгу неотрывно смотреть на звёзды) съели, мне с хмельной улыбочкой как-то и сообщила эта самая Зина, пресекая тщетные попытки отыскать собаку.
– Да не ищи ты своего пса понапрасну. Схрумали его наши «субчики-алконавты», – почти с нежностью охарактеризовала она своих соседей. Но тут же, словно осуждая их за содеянное, продолжила более строго: – Живут, как бичи. Не работают нигде, а закусывать чем-то ведь надо, – тут же оправдала она своих собутыльников. – Вот твою собачонку и слопали. Тем более что толку от неё всё равно, похоже, никакого не было. Она и лаять-то, однако, по-настоящему не умела, не то что рычать или зубы скалить. Для чего такую собаку в хозяйстве держать? Только харч на неё зря переводить, – закончила свой философский монолог Зина. И уже по-деловому добавила: – Шкуру, если она тебе нужна, можешь у Ваньки-Каина в сараюхе забрать. Она там, на жердине болтается – сама видела. Он и пса твоего, как барашка, там же разделал, – протяжно вздохнула Зина. И вновь построжев, – чувствовалось, что ей хотелось высказаться, – добавила: – Только ты Ваньку-то, с его братцем Петей, понапрасну не донимай. Они, скорее всего, и не помнят ничего. Третий день, почитай, денатурат глушат. Мозги совсем уж пропили. Бичи – одно слово. Люмпены, – всё-таки заклеймила она позором своих соседей, рассказав мне всё это, может быть, только оттого, что её сын частенько возвращался от нас с какой-нибудь подаренной ему игрушкой. Приносил Гена домой и конфеты, которыми его угощала моя хлебосольная тёща Мария Ивановна. И которые он аккуратно складывал в карман, неизменно повторяя с серьёзным видом: «Мы потом с мамой чаю с конфетками попьём». За что непременно получал ещё и «Печенье к чаю».
Результат моей беготни был, можно сказать, нулевым. Нигде никто ничего не знал и ребятишек не видел. Удалось только выяснить, что кроме Гены Морошенко и нашего Димки дома отсутствовали ещё Паша Главинский из соседнего коттеджа (чей отец объезжал город в поисках сына на автомобиле) и Вовка Панов из ближайшей многоэтажки…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу