Александр Снегирев - Призрачная дорога

Муфты закрепляют трубы.

Сосед караулит соседа.

Красные фонари караулят усадьбу, обочины караулят дорогу, муж – жену.

По отдельности мы бы разбежались, но нас организовали в порядок, обрекли на вечное томление и пользу.

Перед Кисонькиной дверью на полу борода.

Прямо на полу, а дверь полуоткрыта.

Когда я уходил, то плотно затворил её.

И бороды никакой не было.

Чья борода?

Печника.

Страшно входить, когда знаешь, что тебя ждёт.

Встречи с пугающим – это всегда встреча с Богом.

Ну что, Господь, встречай.

На полу нашей спальни валяются штаны печника, сам печник стоит возле Кисоньки.

Без штанов

и

без

бороды.

Грузный амур.

Мальчонка в рубашонке.

Из-под которой что-то высовывается.

Печник стоит возле плёночного червяка, проглотившего Кисоньку.

Кольчатый полиэтиленовый червяк заглотнул Кисоньку – одна голова торчит.

Торчит и моргает.

Печник водит собой по кольчатому полиэтиленовому телу.

Полиэтилен издаёт полиэтиленовый скрип.

Печник водит собой по ободу Кисонькиного рта.

Кисонька издаёт нарастающий звук.

Я вышел.

Она, конечно, не может пошевелиться. Бессильная игрушка в руках вероломного злодея. Однако по ней не скажешь, что она очень страдает.

Я снова вошёл в спальню.

Печник водит собой по Кисоньке, Кисонька издаёт нарастающий звук.

Перед ними, спиной ко мне, стоит некто в леопардовых лосинах.

Теперь их трое!

Я снова вышел и сразу вернулся.

Она на кровати, печник как ни в чём не бывало резвится, тот, что в лосинах, стоит как истукан, а рядом сиротка прыгает, на меня обернулась, смеётся похотливо и на всю троицу пальчиком показывает.

Когда я вернулся в спальню в четвёртый раз, там было пусто.

Кровать так аккуратно застелена, что сразу понятно: ни Кисоньки, ни печника, ни фигуры в лосинах, ни, тем более, сиротки здесь никогда не было и никогда не будет.

Я вышел и плотно затворил дверь.

Я ткнулся лбом в дверной наличник.

Я закрыл глаза.

Дверь в спальню – прямо передо мной.

Кисонька там одна, дожидается моего прихода.

Ждёт, когда я размотаю её и омою под струями.

Я уже собрался войти, как увидел, что борода по-прежнему лежит у порога.

Печник скинул её перед тем, как проникнуть в нашу спальню.

Кисонька не любит, когда колется.

Какая гнусность – чужая борода!

Даже двумя пальцами касаться противно.

Хозяин бороды перешёл все границы.

Пора его устранить, доигрался.

Моя книжка, что хочу, то и делаю.

Больше ноги его здесь не будет.

Ни ноги, ни бороды.

С печной трубой и так всё в порядке, а камин как-нибудь без него достроим.

Харэ, баста, нет его больше.

Упразднил, а отомстить не успел.

Обидно.

Отыграюсь на бороде.

И я обоссал бороду печника.

То есть помочился на бороду печника.

Хотя, чего уж там, не помочился, а обоссал.

Нассал гаду прямо в бороду.

Так полил, что хоть выжимай.

Давно хотел это сделать.

Но не очень-то просто нассать говнюку в бороду.

Нельзя упускать такой шанс.

После того как в такси Кисонька выдала все наши секреты, вас не удивит, что спустя несколько дней после Нового года мы снова отправились к сиротке.

Узнав о ней от одной доброжелательницы незадолго до праздников, мы твёрдо решили попытать счастья.

Пришли мы не с пустыми руками.

Апельсины, кусок говядины и бутылка сладкого вина, особенно любимого пожилыми мегерами.

Для сиротки – увлекательный конструктор.

Бабки тут же засунули мясо в духовку, два апельсина положили на стол, остальные убрали в закрома.

Апельсины аллергичные, от них диатез.

Вино тоже убрали.

Пока мясо превращалось из сочного в пересушенное, мы сели в комнате сиротки, поиграть в конструктор.

Бабуся-блогер разместилась рядом – как бы между невестой и сватьями чего не вышло.

Невеста, впрочем, была не из застенчивых: очень быстро забралась ко мне на колени, а потом и на шею.

Старушенция решила выступить комментатором – пустилась в рассказ о выдающейся гибкости сиротки.

Гибкость проявляется не только в быту, но и на занятиях художественной гимнастикой.