Даниэль Кельман - Слава

И Розалия просыпается, когда машина уже идет на посадку, а сила торможения вдавливает в нее ремень. Уши болят; она потирает лоб. Неужто она и впрямь – вот так вот, целый рейс?.. Невозможно поверить. Снаружи под серым – без единого проблеска – небом тянется посадочная полоса. Увы, но это так: она все проспала.

– Разве мы уже на месте? – спрашивает она у соседа.

– Мы в Базеле, – качает головой тот.

– Где?!

– Над Цюрихом туман, – поясняет он, глядя на Розалию так, будто это она во всем виновата. – Пришлось сесть в Базеле.

Уставившись в спинку кресла перед собой, Розалия собирается с мыслями. Что происходит? Может, это и есть тот самый нежданный поворот событий, призванный спасти ей жизнь? Не я ли это вмешался и прервал ее путешествие?

– Но Розалия, ведь у тебя рак, – отвечаю ей я. – Ты в любом случае умрешь. И даже если твое путешествие вдруг прервется, тебя это не спасет.

– Да, но рассказ мог бы выйти совершенно иной, – отвечает мне она. – Например, я могла бы за оставшиеся две недели вкусить, какова жизнь на самом деле. Сделать что-то, чего не делала еще никогда. Могла бы получиться одна из тех историй, в которых говорится, что мы никогда не ценим того, что происходит с нами в настоящий момент, и жить надо так, словно через пару дней все закончится. Вполне позитивная и… Как оно там называется?

– Жизнеутверждающая. Это называется «жизнеутверждающая история».

– Вот именно!

– Розалия, сейчас авиакомпания предложит тебе две опции: либо лететь дальше до Цюриха, правда, непонятно когда, поскольку туман над городом сгустился очень уж плотный, либо ехать поездом. Это тебе вполне по силам. Ты выберешь поезд. Никакая это не жизнеутверждающая история. Если ее и можно как-то охарактеризовать, то она носит скорее богословский характер.

– Это еще почему?

Я молчу.

– Так почему все-таки богословский? – повторяет она. – Что ты имеешь в виду?

Я молчу.

– Ну, полно вам, – обращается к ней сосед. – Не так уж все и плохо. Доберетесь вы до своего Цюриха, осталось недалеко. Плакать только из-за этого не стоит.

Перед тем как ступить на трап, Розалия взяла себя в руки. Вот представитель авиакомпании раздает мрачным пассажирам купоны. Розалия и впрямь решила ехать на поезде, а поскольку вид у нее не слишком здоровый и впечатление она производит хрупкое, находится даже сотрудник, готовый подвезти ее до вокзала на машине. Поезд уже ждет ее у платформы.

– Осторожно, ступенька, – предупреждает ее молодой человек. – Осторожно, тут зазор между платформой и поездом. Осторожно, еще ступенька. Как вам вот это место? Осторожно, пожалуйста.

Немного погодя поезд уже несется между зеленых холмов, и на этот раз Розалия решительно не собирается засыпать.

Просыпается она, когда вагон ее тормозит у какого-то провинциального полустанка. Над крышами ужасно некрасивых домов нависает туман. На платформе хнычет ребенок; у матери вид такой, словно она только что наступила в коровью лепешку. Розалия потирает щеки, и тут по громкой связи раздается голос начальника поезда:

– Произошел несчастный случай, пострадал человек. Просим выйти из вагонов.

– Самоубийство, – радостно произносит какой-то мужчина.

– Под поезд кинулся, – поддакивает ему женщина. – Вот его, верно, разорвало-то – ни клочка не осталось!

– Ботинок, разве что, – продолжает мужчина. – Да и тот бог знает где найдут.

Все сочувственно кивают, затем поднимаются с мест и высаживаются на платформу. Один из пассажиров помогает Розалии сойти. Вот она и снаружи; моросит дождь. Не зная, куда податься, она направляется к вокзальному кафе. Со стены на нее, улыбаясь, смотрит Мадонна, на черно-белом снимке рядом с ней запечатлен какой-то генерал, еще чуть поодаль – портрет горного проводника с киркой в руках. Четыре швейцарских флага. Кофе просто отвратительный.

– Желаете попасть в Цюрих, достопочтеннейшая?

Она поднимает взгляд. За соседним столиком сидит худощавый мужчина: волосы у него сальные, а на носу очки в роговой оправе. Кажется, она видела его в поезде.

– Если это так, я мог бы подвезти вас.

– У вас тут что, есть машина?

– На свете много машин, достопочтеннейшая.

От неожиданности Розалия умолкла. Но, в конце концов, что ей было терять? И она кивнула.

– Соблаговолите следовать за мной. Вы торопитесь, я полагаю, – размашистым жестом он достает из кармана портмоне и расплачивается за ее напиток, затем подходит к вешалке, снимает с крючка ярко-красную фуражку, надевает на голову, долго поправляет.