Даниэль Кельман - Слава

– Господи Боже, – произнесла Лара.

– Считаешь, я поступила неправильно?

– Что-то неправильное в этом есть. Но что именно, сказать сложно. Ты собираешься ехать одна?

Розалия кивнула.

– Не поступай так. Давай я поеду с тобой.

– Ни в коем случае.

Некоторое время обе они не говорили ни слова. Розалия понимает, что Лара, в свою очередь, понимает, что будь она немного понастойчивей, тетушка поддалась бы на уговоры – да Лара и сама понимает, что тетушка это понимает; но Розалия к тому же понимает, что у Лары на это не хватит сил – по крайней мере, не сейчас, вот так, с наскока, без подготовки, – а потому обе они делают вид, будто все решено, и ничего уже поделать нельзя.

Они еще долго беседовали, вечно повторяясь и заполняя эфир долгими паузами: говорили о жизни, о детстве, о Боге, о смерти, Страшном суде, аде и рае. Розалия то и дело думала, что все-таки не стоило никому звонить, что больше всего ей хотелось бы повесить трубку, но, разумеется, придется им еще побеседовать какое-то время, потому что на самом деле ей вовсе не хочется вешать трубку. В какой-то момент Лара начала тихо всхлипывать, и Розалия, как ей самой показалось, весьма мужественно и непринужденно с ней распрощалась – а потом не выдержала, и все началось с начала, и они проговорили еще целый час. «Не надо было этого делать, – подумала потом Розалия. – О таких вещах не рассказывают: нельзя обременять этим других». Вот что в ее поступке было неправильного, вот что имела в виду ее мудрая племянница. Такие поступки совершают в одиночку – или не совершают вообще.

Выходные пролетели на удивление легко – за исключением лихорадочных сновидений, до того наполненных людьми, голосами и событиями, словно весь кроющийся в душе ее мир стремился в последний раз вырваться наружу. Сны эти свидетельствовали о том, что она вовсе не так уж спокойна, как самой ей кажется днем. Утром в понедельник она решает перво-наперво собрать чемодан. Ей приходится призвать себя к порядку, поскольку путешествовать совсем уж без багажа кажется ей неправильным и странным.

И вот, сидя в такси, везущем ее в аэропорт, и глядя на мелькающие за окном дома, по крышам которых пляшут первые солнечные лучи, Розалия предпринимает еще одну попытку поговорить со мной.

– Неужто нет совсем никаких шансов? – спрашивает она. – Ведь все в твоих руках! Так дай мне пожить!

– Нет, не выйдет, – в растерянности отвечаю я. – Розалия, в том, что с тобой происходит, твое предназначение. Для этого я тебя и выдумал. Чисто теоретически я мог бы вмешаться, но тогда все это не имело бы никакого смысла! А потому – не могу.

– Глупости, – отвечает мне она. – Все это просто отговорки. Когда-нибудь придет и твой черед и ты тоже взмолишься, как я.

– Но это же совсем другое дело!

– И откажешься понимать, почему для тебя не могут сделать исключения.

– Такие вещи сравнивать нельзя. Ты – плод моего воображения, а я…

– Да-да?

– Я настоящий!

– Ах вот как! И что же?

– Доверься мне. Больно не будет. Уж, по крайней мере, об этом я позаботиться могу, я тебе обещаю. В моем рассказе…

– Прошу прощения, но чихать я хотела на твой рассказ. Может, он вообще выйдет никуда не годным!

Во мне вскипает злость, но я молчу. А чтобы Розалия не начала вновь ко мне приставать, устраиваю так, что пару минут спустя она уже прибывает в аэропорт: машина мчалась с невероятной скоростью, улицы слились и превратились в красочный переполох – и вот старушка уже выходит из такси. Очереди на регистрацию нет, контроль она проходит быстро – и не успела Розалия и глазом моргнуть, как она уже сидит рядом с гейтом, окруженная бизнесменами и ребятишками. Наша беседа отошла в ее сознании на второй план, и она уже даже не знает, действительно ли я ей отвечал или она додумала все за меня сама.

Рейс задерживается. Самолеты вечно задерживаются, всегда, без исключения – с этим даже я ничего не могу поделать. Итак, Розалия сидит в зале ожидания. В окна, мягко скользя, проникают лучи солнца. Если до этого она не испытывала страха, тут ее словно парализовало от ужаса.

Именно в этот момент объявляют посадку на Цюрих: все, началось. Розалия приподнимается с места, и пассажирка с того же рейса спрашивает, не нужна ли ей помощь. На самом деле не нужна, но с чего бы ей отказываться от дружелюбия и поддержки? И Розалия позволяет проводить себя в салон.

По счастью, ей досталось место у окна. Она решает, что не упустит ни единого мгновения, будет глядеть наружу так, словно все может забрать с собой. Как хорошо под самый конец взять – да и перелететь через Альпы! Самолет выруливает на взлетную полосу, заводятся моторы…