Сильвия сначала поинтересовалась, как он поживает, потом спросила, когда он вернется.
— Через месяц-другой, — ответил Даллов, — окончательно я еще не решил.
— И что собираешься делать?
— Боже мой, — сказал Даллов, — об этом я и не задумывался.
Она сказала, что ей срочно нужно с ним переговорить, и спросила, не сможет ли он ей подыскать ночлег на завтра.
— Моя кровать к твоим услугам, — сказал он.
Сильвия рассмеялась.
— Нет, — сказала она, — мне это не подходит. Мне нужна такая кровать, в которой можно выспаться.
Даллов пообещал все устроить и объяснил, как до него добраться.
К вечеру следующего дня она появилась в его ресторане. Даллов вручил ей адрес квартиры, где она сможет переночевать, и договорился о встрече, когда закончится смена.
Через несколько часов они сидели за столиком в опустевшем зале. Они пили вино, Сильвия подшучивала над его официантской «формой». Потом она спросила, не согласится ли он вернуться в университет доцентом.
Даллов удивился:
— Доцентом?
Сильвия кивнула:
— Причем лучше всего уже завтра вернуться в Лейпциг и немедленно приступить к работе.
— А Рёсслер согласен? — недоверчиво спросил Даллов.
Она улыбнулась, потом сказала:
— Не знаю. Мы его не спрашивали.
Даллов промолчал, ожидая объяснений.
— Ему не повезло, — проговорила она, выдержав паузу. Затем Сильвия рассказала, что в тот день, когда союзнические войска вошли в Прагу, у Рёсслера была лекция в семь часов утра. Занятие началось с того, что студенты засыпали его вопросами о событиях последней ночи. Рёсслер с подозрением спросил, откуда у студентов такие сведения, и те признались, что почерпнули их исключительно из сообщений западных радиостанций. Тогда Рёсслер заявил, что сообщения о якобы происшедшем вводе войск являются очередной провокацией западных спецслужб, ибо военные меры против дружественной Чехословакии категорически исключены. В доказательство он сослался на прежние газетные сообщения и партийно-правительственные заявления. Лживость западных радиостанций, по словам Рёсслера, явствует из распространяемых ими измышлений о том, что в соседнюю страну вошли якобы и войска ГДР. Эти домыслы тем более гнусны и возмутительны, что по причинам особой политической и исторической ответственности немецкие солдаты никогда не примут участия в марше на Прагу. После лекции один из студентов передал ему свежую утреннюю газету, где основную часть первой страницы занимало заявление ТАСС. Как рассказывали студенты, Рёсслер прочитал его с мертвенной бледностью на лице, после чего молча покинул аудиторию. Он отправился сразу же к университетскому начальству доложить о своей оплошности. Там ему сказали, что к ним уже поступила информация о случившемся на его лекции. Через шесть, часов он был снят с прежней должности.
Даллов покачал головой:
— Просто не могу поверить, чтобы такой человек, как Рёсслер, тоже поскользнулся. Он всегда был весьма осмотрителен.
Оба задумчиво улыбнулись.
— Не могу сказать, чтобы я сильно за него переживал, — проговорил Даллов, — но все же, где он теперь?
— Остался ассистентом. Но читать лекции ему пока нельзя.
— Что ж, во всяком случае, это лучше, чем тюрьма, — сказал Даллов и усмехнулся. — А теперь, значит, я понадобился? — Он не мог скрыть триумфа.
Сильвия кивнула.
— Ладно, я подумаю, — сказал он.
— И долго?
Даллов хохотнул, заметив, как она взглянула на часы. Он пообещал ей принять решение к утру. Они допили вино, поболтали о Рёсслере и университете, потом он проводил ее. По дороге он спросил, вспомнила ли она о той вечеринке, на которую приглашала его два года тому назад: Сильвия в ответ лишь посмеялась и сказала, что все это он выдумал.
Заснул Даллов сразу же. Решать было нечего, поэтому спал он спокойно, без сновидений.
Утром он пошел к шефу и попросил расторгнуть трудовое соглашение. Он сказал, что по семейным причинам должен немедленно уехать. Тот удивился, но, поколебавшись, подписал все бумаги.
Когда в ресторан пришла Сильвия, Даллов уже ждал ее с вещами за одним из столиков на веранде. Он встал ей навстречу, она, заметив собранные вещи, улыбнулась.
— Только одно условие, — сказал Даллов, когда они сели за столик. Он провел пальцем по краю пустого пивного бокала и добавил: — Никаких лекций в семь утра.
Сильвия рассмеялась:
— Думаю, на этом никто теперь настаивать не будет.
Еще утром они переправились в Шапроде и сели в машины.
Читать дальше