Кристоф Хайн - Смерть Хорна. Аккомпаниатор

Когда во второй половине августа союзные войска Варшавского Договора вошли в Чехословакию и это событие взволнованно, страстно обсуждалось на острове, заставляло людей постоянно слушать сообщения по радио и телевидению, то Даллов, если девушки заводили о них разговор, каждый раз вежливо давал понять, что ему эта тема неинтересна, чем неизменно вызывал удивление.

О входе войск в Прагу он услышал рано утром, когда, еще лежа в постели, отодвинул занавеску на открытом окне и включил радио. Рядом лежала студенточка, маленькая толстушка, которая жила у него третий день, — от этого известия она буквально оцепенела. Под конец диктор прочитал сообщение ТАСС. Даллов выключил приемник, но девушка попросила включить его снова. Затаив дыхание, слушала она текст сообщения и оттолкнула Даллова, когда он попробовал ее погладить. Он с удивлением увидел, что глаза ее наполнились слезами. Он хотел ее успокоить, но она и этого ему не позволила, тогда он поднялся, встал у окна и тоже стал слушать диктора, который монотонным голосом читал официальное коммюнике. Девушка совсем расплакалась. Сначала это позабавило Даллова, но чем дальше он глядел на нее, тем трогательней и нереальней казалась ему вся картина. Эта полуголая плачущая девчушка с толстыми ногами, которая стояла, прислонив голову к створке окна, и слушала бесстрастный голос диктора, в то время как спина у нее вздрагивала, а рукой она беспомощно утирала слезы, вызвала у Даллова возбуждение. Он подошел к ней, взял простыню, которую она прижимала к груди, отнес девушку на кровать. Она безвольно подчинилась ему, а диктор тем временем прочитал второе коммюнике, выдержанное в героических тонах.

Когда он наконец смог выключить радио, девушка попросила, чтобы он что-нибудь сказал. Но он только пожал плечами и спросил, чего ей хочется на завтрак.

Девушка решила сейчас же ехать в Берлин, чтобы встретиться с друзьями. Даллов попробовал отговорить ее. Он предлагал ей остаться на острове до завтра — его тронули ее слезы, поэтому хотелось провести с ней хотя бы еще ночь, но она снова и снова повторяла, что необходимо что-то предпринять.

— Не понимаю твоего равнодушия, — сказала она почти с ужасом.

— Я всего лишь официант, — возразил он.

— Ты живой человек, — загорячилась девушка. — Ты…

Перебив ее, Даллов дружелюбно сказал:

— А раньше я играл на пианино. Только это было давно.

Девушка решила, что он смеется над ней, поэтому сердито взглянула на него, но промолчала.

В полдень он отвел ее на пристань. Когда она уже купила билет, он в последний раз попытался задержать ее хотя бы еще на один день. Он опасался, что она может натворить в Берлине каких-нибудь глупостей, которые для нее плохо кончатся или будут иметь скверные последствия. А кроме того, ему была неприятна сама мысль, что эта толстушка бросает его как раз в тот момент, когда она его действительно заинтересовала. Она молча отклонила все его предложения. Даллов почувствовал, что она его презирает, однако это его скорее развеселило, и ему вновь захотелось переспать с ней.

За последнее время его отношения с коллегами заметно ухудшились. Поскольку его комнатушка находилась на чердаке того же дома, где размещался и ресторан, то его многочисленные приключения скрыть было невозможно, тем более что утром приходилось выводить очередную девушку на кухню к официантам и поварихам, чтобы не завтракать в своей крохотной комнате. Если поварихи ограничивались ехидными замечаниями и упреками, особенно когда девушки казались им слишком уж молоденькими, то двое официантов пожаловались шефу, обвинив Даллова в распутстве. Однажды хозяин ресторана вызвал Розе и Даллова к себе и смущенно попросил их вести себя поскромнее, но, так как оба отмалчивались, он их вскоре отпустил, не добившись никакого толка. Ни сплетни, ни упреки Даллова не беспокоили, однако ему было неприятно, что его ставят на одну доску с Йохеном Розе. Тем не менее он не спорил.

После этого разговора Даллов сделал лишь одно — написал Эльке, чтобы она не приезжала. Ему надоели ее уклончивые ответы, а главное, он боялся, что обозленные коллеги нарасскажут ей такого, чего бы ему совсем не хотелось. Он написал, будто ему негде приютить ее даже на одну ночь.

Третьего сентября позвонила Барбара Шлейдер и шутливым голосом сказала, что у них произошли перемены, но это, дескать, не телефонный разговор. В конце концов она соединила его с Сильвией, которая, собственно, и хотела поговорить с Далловом.