Час спустя небольшой оркестрик начал играть танцевальные мелодии, на выложенной плитами площадке под лестницей появилось несколько пар. За круглым столом, занятом прежде художниками, теперь сидели «частники», владельцы мелких мастерских, с женами; они вели себя так же громко и так же часто заказывали шампанское. Открылся бар. Даллов кивнул Кристе, дочери хозяина, когда она встала за стойку. Позднее он подошел к бару купить сигарет; воспользовавшись этим предлогом, он попробовал разговорить девушку, но та отвечала ему сухо и односложно. Некий начальник отдела из Йены подсел к Даллову за столик и попытался завязать беседу. Поняв тщетность своих усилий, мужчина пересел в бар, откуда просматривался весь зал; тут он предпринял несколько опять-таки тщетных попыток пригласить потанцевать какую-нибудь женщину. Даллов следил за ним от скуки. Он надеялся встретить тут знакомых, но довольно скоро сообразил, что эти надежды нелепы. Знакомства остались в прошлом, теперь у него нет ничего общего с этими людьми, а у тех с ним. Он вернулся вовсе не в тот же самый город, что покинул два года назад. Этот город был ему чужим, и люди — чужими, а коль скоро он сам не хотел восстанавливать связь со своей прежней жизнью, то и вернуться в старый город не представлялось возможным.
До чего же немного нужно, подумал он, чтобы переменить свою жизнь. Он не отрываясь смотрел на командировочного из Йены, маленького, пухлого, розовощекого мужчину, который наверняка успешно покончил со служебными делами и теперь изо всех сил старался увенчать свой краткий отпуск, уход от каждодневных обязанностей, маленькой интрижкой.
К столику подошел Гарри. Он не присел, а остался стоять, опираясь рукой о столешницу, и сообщил, что предложил шефу нанять Даллова тапером. Даллов поблагодарил Гарри, но от предложения отказался.
— Я уже давно не играю. Завязал, — сказал он и лишь покачал головой, когда Гарри попытался его переубедить.
Даллов почувствовал, что довольно-таки опьянел, и подозвал официанта, чтобы расплатиться. Он еще раз обернулся к бару. Толстячок-командировочный разговаривал с барменшей. Вероятно, угощает ее шампанским, подумал Даллов и действительно вскоре увидел, как они чокаются высокими бокалами.
Встав из-за стола, он заметил, что к нему идет доктор Бергер, его судья. Доктор Бергер приветливо поздоровался, назвав Даллова по фамилии, и спросил, нельзя ли ему подсесть на минутку. Даллов молча кивнул; чувствуя дурноту, тяжесть в желудке, он попытался согнать с себя хмель.
— Благодарю вас, — проговорил, улыбнувшись, судья.
Даллов прикинул, что бы это могло означать, но так ничего и не придумал. Поэтому он молча продолжал ждать.
С лица судьи не сходила улыбка, которая действовала Даллову на нервы.
— Программа была весьма занимательной, — сказал судья, — впрочем, боюсь, кое-чего вы до сих пор не поняли.
Он сделал многозначительную паузу. Даллов мрачно молчал, силясь сообразить, что к чему, и подавить дурноту.
— Вы не правы даже теперь, задним числом, — продолжал судья. — С вами отнюдь не обошлись несправедливо, как вы сейчас, вероятно, думаете. Сегодняшний вечер не доказывает этой якобы допущенной несправедливости. Ведь право — это живой организм. Оно развивается, как и все общество. Из несправедливости никогда не рождается справедливость. Несправедливость таковою и остается, но все течет, в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Нет, с вами тогда не обошлись несправедливо, дорогой мой доктор Даллов. И сегодняшняя, действительно весьма удачная программа лишний раз доказала только то, что настали другие времена. Да, все течет.
Даллов довольно громко рыгнул и тотчас почувствовал облегчение. Ему даже показалось, что он совершенно трезв. Он зажег сигарету, глядя при этом на пальцы, которые держали спичку. Они дрожали, руку сводило, и Даллов знал, что алкоголь тут ни при чем.
— Я вас не понимаю, — выдавил он из себя, стараясь придать своему лицу скучающее выражение.
— То есть? — удивился судья.
Даллов повторил:
— Я не понял ни слова. Я вообще не знаю, чего вы от меня хотите.
— У вас навязчивая идея, — проговорил доктор Бергер с самодовольной улыбкой. — Мол, допущена несправедливость и ошибку не желают исправлять.
— Мне пора, — сказал Даллов и встал, опираясь обеими руками о спинку стула. Поднявшись, он увидел, что к нему идет и защитник. Кивер протянул ему руку, поздоровался. Он также поблагодарил Даллова и сказал, что сегодняшний вечер ему очень понравился.
Читать дальше