Кристоф Хайн - Смерть Хорна. Аккомпаниатор

— Выпьешь что-нибудь? — спросила она.

— Мне хотелось тебя увидеть, — сказал он.

Она печально улыбнулась и остановилась перед ним.

— Однако ты не спешил.

— Я уезжал, — соврал он, — надолго уезжал.

Теперь они сидели напротив и смотрели друг на друга.

— И я очень хочу спать с тобой, Элька, — сказал он.

Не отводя глаз, она глухо проговорила:

— А я вот не знаю, хочу ли.

Он кивнул, стараясь изобразить понимание.

— Расскажи о себе, — попросил он.

— Мне двадцать семь лет. Была замужем, развелась. У меня есть дочка. Работаю в книжном магазине, — быстро и безучастно сказала она, отчего у Даллова невольно возникло впечатление, будто она отвечает на анкету.

Даллов улыбнулся, спросил о дочери. В ответ он услышал, что зовут ее Корнелия, ей три с половиной года. Он почувствовал себя неловко, это чувство усилилось почти до боли, когда Элька в свою очередь захотела, чтобы он рассказал о себе.

Когда он упомянул про свою ученую степень, Элька лишь сказала:

— Лет десять тому назад это произвело бы на меня впечатление. Теперь я знаю: ничего тут особенного нет, зато твоей жене самой приходится забивать гвоздь в стену и чинить выключатель.

Даллов усмехнулся.

— Я не женат, но в остальном ты права. Специальность у меня не очень впечатляющая. Занимаюсь новой историей, точнее, изучаю, как в прошлом веке печатались подпольные газеты социал-демократов и как их переправляли через Бодензе. Или как пражские рабочие и ремесленники, вооруженные только метлами и ведрами с песком, сражались против пушек Виндишгреца. Когда от науки остаются лишь такие легенды, заниматься ею весьма докучно.

Потом он рассказал о своем аресте, о суде, о тюрьме.

Элька спросила, вернулся ли он в университет; он ответил, что был уволен, работать еще не начинал и еще не решил, когда начнет и куда пойдет; тут она горестно вздохнула и сказала:

— Даже не знаю, почему мне так везет на мужчин, которые бегут от работы.

Даллов вопросительно взглянул на нее, поэтому она добавила:

— Два года назад я развелась. Надоело мне кормить мужа. Вот я и ушла от него, чтобы совсем уж не перестать его уважать.

Даллов по-своему понял ее намек.

— Не беспокойся. Я привык сам заботиться о себе.

— Да я ничего и не говорю, — сказала она, — если б дело было только в этом…

Она не закончила фразу, продолжая пристально глядеть на него, пока он не отвел глаз и не принялся рассматривать свои пальцы. А она действительно хороша собой, подумал он, приятный сюрприз.

— И что же ты собираешься делать? — поинтересовалась Элька.

Все еще глядя на пальцы, он спросил себя, чего бы она хотела услышать. А потом сказал, причем сказал правду:

— Хочу с тобой спать.

— Ты повторяешься, — улыбнулась она.

— Знаю, — сказал он, — на сей раз я делаю это с удовольствием.

— Выпить хочешь?

Он кивнул. Она подошла к холодильнику.

— Бутылка пива и бутылка сельтерской, больше ничего у меня нет.

Они вместе выпили пива. Он коснулся пальцем ее руки, она руку не отняла.

— А завтра утром уйдешь и опять заявишься только через месяц, — сказала Элька.

Даллов шумно вздохнул и задумался. Что сейчас ни скажи, прозвучит довольно серьезно.

— Не обманывайся на мой счет, — проговорил он наконец, — пусть у тебя будут приятные сюрпризы.

Он встал, подошел к ней сзади, положил ей руки на грудь. Он чувствовал, как бьется ее сердце, чувствовал запах ее волос, ее тела.

— Я хочу спать с тобой, — тихонько повторил он.

Ощутив едва заметное движение, он напряженно ждал ее ответа. Его руки неподвижно лежали на ее груди. Он старался держаться непринужденно.

— Только дочку я будить не стану, — сказала она, отодвинула его руки, встала. — Погоди, — шепнула она, вышла из кухни и притворила за собой дверь.

Он услышал, как она с чем-то возится в коридоре, и улыбнулся, сообразив, что она делает. Постояв, он решительно снял пиджак, повесил его на спинку стула. Потом сел, развязал шнурки. Прислушиваясь к шорохам из коридора, он понял, что она зашла в ванную, там зажурчала вода. Вскоре он услышал, что Элька вышла из ванной, и обернулся к двери.

— Пойдем, — тихо сказала Элька и просительно приложила пальцы к губам, чтобы напомнить ему о спящем ребенке.

В этот миг она стояла перед ним голая, глядела снисходительно и немного насмешливо.

— До чего же ты хороша! — негромко сказал он, но не пошевельнулся.

Она тут же исчезла из дверного проема. Когда он встал и вышел к ней, она уже лежала на матраце за платяным шкафом, закрывшись одеялом; на этом самом матраце спал ребенок, когда Даллов пришел сюда впервые.