Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

Книжники, фарисеи и обвинитель подходят к дому женщины.

Книжники:

Поддерживая руками штаны, выбегает молодой человек в камзоле и расшнурованных туфлях.

Молодой человек:

Книжники и фарисеи не обращают на него внимания.

Книжники:

Фарисеи:

«Западный информатор» как с цепи тогда сорвался. «Сквернословие в местном кампусе!» — визжала передовица, и редакция требовала уволить всех виновных. Барт Манганиз и в тот раз приложил немалые усилия для того, чтобы избавиться от Дэниела.

Дэниел перевел рычажок, проигрыватель проделал свои механические действия, и избиение Гершвинов уступило место диалогу сакбута [74] Средневековый музыкальный инструмент, прототип тромбона. и псалтериона. [75] Старинный струнный инструмент, напоминающий цитру.

В тот вечер в пригородном доме с тяжеловесным фасадом Шарлин Манганиз трудилась над своим страховым альбомом. За несколько лет она заполнила больше дюжины таких альбомов подробностями жизни и, еще подробнее, смерти клиентов своего страхового бизнеса. Она вырезала некрологи из местной газеты и приклеивала их рядом с копиями страховых полисов. Внизу четким почерком добавляла несколько слов от себя, чтобы в будущем, когда случится перелистать эти страницы, — освежить память и пережить ностальгический момент.

Барт развалился у телевизора, наблюдая новости и потягивая «Южный комфорт». Он внимательно следил за потоком кадров, как всегда с выключенным звуком. В результате Барт обычно хорошо знал, что происходит в мире, но не имел понятия — почему и имеет ли это какое-либо значение. Он рассуждал так: все — неважно, а что важно — то по телевизору не показывают. И редко оказывался неправ.

Шарлин немного взгрустнула, вырезая из «Западного информатора» фотографию Перси Маккоя и приклеивая ее в альбом. На фотографии был изображен дряхлый изможденный старик, беззубо балансирующий над какой-то увенчанной кремом губкой и явно помирающий со смеху.

«Перси Маккой на своем столетнем юбилее был приятно удивлен и восхищен, когда сестра-хозяйка и другие сотрудники „Ивового приюта“ преподнесли ему торт», — извещал сопроводительный текст. На самом деле долгие часы ушли на подпирание Перси подушками, на крики и махание руками из-за камеры, пока слабоумная улыбка не осенила необратимо спятившее выражение его лица. Фотоаппарат щелкнул, и совершенно обессилевший Перси рухнул лицом в торт. В тот же вечер он мирно скончался. Так и не прочитанная телеграмма от королевы осталась лежать возле чашки для вставной челюсти.

Шарлин поставила на стол атташе-кейс и достала из него копию страхового полиса Перси. Он подписал его сорок лет назад, не пропустил ни одного платежа и теперь сорвал денежный куш, которого как раз хватит на кремацию. Шарлин приклеила копию рядом с фотографией и подписала внизу: «Без страха в жизни, ведь жизнь застрахована».

— Хочешь чего-нибудь? — Барт поднялся к бару сделать себе очередной «Южный комфорт». Премьер-министр на телеэкране безмолвно громоздил ложь на ложь.

— Немного портвейна. Ты знал Перси Маккоя?

Барт откупорил бутылку.

— Нет. Еще один надгробный камень в книге мертвых?

— Зря ты так. Кажется, тебя возмущает, что в моей профессии можно беспокоиться о реальных людях?

Барт подошел, поставил бутылку на стол и покосился на стопку газет.

— Ты читала сегодняшние газеты?

— Нет еще. А что?

Барт опять плюхнулся к телевизору. Папа Римский врал что-то огромной толпе аргентинцев.

— Парочка твоих реальных людей попала в маленькую аварию. Братья Льюисы.

— Они мертвы? Мертвы! Мертвы!!! — Шарлин реагировала на оборотную сторону страхового бизнеса не хуже мелодраматической актрисы.

— Мертвее не бывает. Нажрались в хлам и полетели домой на своей «сессне». Почти долетели. Сели тоже неплохо, вот только обратной стороной.

Шарлин глотнула портвейна и схватилась за атташе-кейс. Она вытащила полисы, составленные для братьев Льюисов каких-то два дня тому назад. Горячие слезы застилали ее глаза, когда она развязывала фиолетовые тесемки на папках. Дэвид Эдгар Льюис и Пол Митчелл Льюис. Двести пятьдесят тысяч долларов — каждый!