Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

— Не возражаешь, если я возьму Воннегута? Ларио никогда его не читал.

Ларио. Она так естественно бросает это имя. Дэниел почувствовал, что фасад его любезности начинает соскальзывать.

— Воннегут? Бери, конечно, если хочешь.

— И Грэма Грина?

— Наверно, «Конец романа»?

— Джиндж, не будь таким желчным.

— Подарок на твой день рождения. Я подарил эту книгу, потому что хотел, чтобы она была у тебя. Этот сантимент, как и многие другие, все еще существует. Так что бери.

Его слова как-то все облегчили для Алисон. Знакомый пушечный залп, — и она без раскаяния ответила тем же.

— Ты становишься таким грубым, когда напьешься.

— Спасибо за комплимент, Алисон.

Чтобы отвлечься от своего ниспадающего настроения, Дэниел открыл «Медиевиста» и сосредоточился на первом, что там увидел: в Стокгольмском университете среди неразобранной еще экклезиастики случайно обнаружили фронтиспис гигантского трактата XIV века о сияниях святых — дело всей жизни ученика Господня и отшельника Креспена де Фюри. Трактат лежал без движения на протяжении двух столетий, пока не сгорел во время Великого лондонского пожара. Остался только титульный лист: «Ignis Fatuus [54] Блуждающий огонь, видение (лат.). — наблюдения монаха Креспена де Фюри касательно всевозможных религиозных возгораний, гало, огненных видений, нимбов, искр и прочей пиромантики, с добавлением генеалогического древа и жизнеописания». Все прочее сгорело.

Мысль об одиноком ученом Креспене де Фюри, всю свою уединенную жизнь прокорпевшем над трудом, который сначала оказался невостребованным, а потом превратился в пепел, привела Дэниела в меланхолическое настроение. Кьянти усугубило его, и теперь Дэниел сквозь пьяные слезы взирал на то, как Алисон поднимает с полу стопку книг.

— Больше я тебя не побеспокою. Кажется, все взяла.

Дэниел плеснул в бокал еще кьянти.

— Да, Алисон, кажется, все. А что до моего беспокойства, то оно, по-моему, вообще тебя не касается.

Алисон опустила стопку и сделала рукой движение смычка, но Дэниел опустил голову и не пожелал его видеть. Ей стало немного не по себе, она не хотела оставлять его в таком состоянии.

— Послушай, Джиндж, мы ведь можем быть друзьями. Ну почему нет?

Он молчал, по-прежнему не поднимая глаз.

— В таком случае, пока, — сказала она. — Я на днях забегу, ладно?

Только теперь его толстые линзы вскинулись и дальнозоркие зеленые глаза посмотрели пристально. Черта с два, чтобы он с ней попрощался, да еще бы ее и приободрил.

Алисон вышла из комнаты. Дэниел услышал, как открылась входная дверь.

— Прости, Джиндж. Прости, — сказала она и исчезла.

День угас. Дэниел включил свет в гостиной и продолжал читать. Он перелистнул несколько страниц и наткнулся на статью «Зеленый Рыцарь и концепция приключения» Туда Кнутсена из Стокгольмского университета. Дэниел напрягся и попытался сосредоточиться на следующих строчках:

«Хотя жизнь рыцаря может состоять из множества приключений в современном смысле слова, необходимо помнить, что слово „приключение“ происходит от староанглийского „aventure“, обозначавшего скорее „случай“, нежели „проделку“. Таким образом, когда Зеленый Рыцарь едет по опасному пути навстречу Гавейну, который обезглавит его при дворе короля Артура, и когда Гавейн отвечает на вызов, их путь, в действительности, — это духовное паломничество к колесу Фортуны, где рыцари в благородном порыве предают себя на волю его кружения. Преклонение перед роком и есть глубинная подоплека всех турниров, всех смертельных поединков и поисков реликвий, ибо вовсе не усилия и не триумф делают стремление священным, а наброшенный на них покров судьбы».

Выскользнувший из пальцев «Медиевист» шлепнулся на пол, и Дэниел почувствовал, что его жизнь расползается по швам. Когда он встал, комната закачалась, и он уцепился за слова Туда Кнутсена, как за единственную на свете вещь, способную спасти его от падения.

— Алисон!

Но ее уже не было. Стало темно. Дэниел поднял с пола «Медиевист» и попытался читать дальше. Строчки прыгали перед глазами. Он немедленно бросил бы себя на опасный путь Фортуны и помчался бы в ее объятия. Или это было ее «колесо»? Он не мог ни о чем думать. Все чувства — в полном затмении. Дом сжался, когда он вылил на рубашку остатки кьянти и, покачиваясь, поковылял туда, где зеркало отражало его размытое подобие.

— Профессор Кнутсен! — закричал он лицу в зеркале. — О'Холиген. Дэниел О'Холиген. Последний из Зеленых Рыцарей. Я прочешу весь город в поисках Креспена де Фюри, которого прикончили неверные.