«Что происходит?»
Нет ответа.
«Я ничего не чувствую. Я не чувствую тела».
Смысл?
«Травма?»
Да.
«Серьезная травма?»
Боюсь, что да.
«Значит, этот потолок… в больнице?»
Да.
На периферии поля зрения — две неопределенные фигуры рядом с кроватью. Люди.
«Кто они?»
Нет ответа.
«Кто я? Имя».
Нет ответа.
«Дэниел. Меня зовут Дэниел… Дэниел… О'Холиген. Да!» Имя запускает в потолок луч прожектора, и глаз видит сверкающую дорогу и мчащиеся на него перила, слышит раскалывающий грохот и падает сквозь тишину к своей смерти… которая не приходит.
Он открывает другой глаз и пытается сфокусироваться на сидящих фигурах. Не может. Слепой? Очки? Пытается представить себя в очках, но нет ни малейшей идеи, как он выглядит. Сколько ему лет? И тут… да, дух и . Одна из них, а может, и обе — женщины. Что он должен им сказать? Может ли он говорить? Он чувствует губы на лице, может ими пошевелить, но не уверен, что они произведут осмысленный звук, и поэтому, очень тихо вдохнув, фыркает.
Эмили, уронив журнал, с изумлением взглянула на Дэниела и ударилась в слезы. Алисон, вздрогнув, проснулась и прежде всего увидела зеленые глаза: за окном уже светло. Дэниел вернулся. Она заставила себя быть спокойной и, подойдя к кровати, поцеловала его пальцы и погладила лоб.
— С возвращением.
— Алисон?
— Да. Эмили тоже здесь.
У него дочь Эмили. Да. Он слышит ее всхлипы.
— Ты плачешь, Эм? Не плачь, любовь моя. Иди сюда.
Эмили поцеловала его в щеку.
— Ты ведь не умрешь, правда? — она высморкалась.
— Мы обсудим это с твоей матерью.
Алисон поняла, что все будет в порядке. Он опять произнес ее имя.
— Да?
— Спасибо, что вы здесь.
— Мы хотели быть здесь. Нам надо было. Ты понимаешь.
— Давно уже?
— Две недели.
— И три дня, — добавила Эмили.
Он лежал в полном сомнении, вскоре сменившемся сладостью контакта со всеми частями тела, по которым разнеслась весть, что они пережили ужасную катастрофу. Он в чистейшей форме почувствовал радость быть живым.
— Мои очки…
— Их не нашли, — Эмили вскочила и открыла шкафчик у кровати. Достала оттуда новые очки без оправы и водрузила перед глазами Дэниела тяжелые линзы.
— Эм, постой минутку здесь, — она осталась, пока он изучал ее лицо. — У тебя есть зеркало? Я не помню, как я выгляжу.
— Есть, — Алисон отыскала пудреницу и раскрыла. Лицо Дэниела было нетронуто. Боже упаси, если он спросит об остальном. Она держала зеркальце перед имбирными джунглями.
— Ар-р-р! — закричал он. — Убери, а то мне страшно!
И они стали смеяться и плакать сквозь смех, и на несколько мгновений вся усталость и вся безнадежность скатились вместе со слезами. Семья О'Холиген возродилась. Внезапно невероятная боль пронзила плечи Дэниела, исказив лицо и со свистом исторгнув воздух из легких. Он беззвучно застонал.
Алисон выбежала в коридор и махнула сестре-сиделке. Та появилась в палате, отрывисто поздравила Дэниела с возвращением в мир перечнем того, что ему запрещается делать, и велела Алисон и Эмили выйти, что и последовало. Боль вновь ударила белыми жаркими иглами, пронзившими позвоночник, и он закричал в голос, пока сестра не вколола пентотал в раздутую вену на его вспотевшей руке.
Алисон и Эмили вернулись домой только в полночь. Когда они открыли дверь, их встретил Ларио с бутылкой шампанского в руках. Алисон обняла его.
— Он открыл глаза.
— Он говорил с нами. — Лицо Эмили сияло от радости.
Ларио заключил их в свои волосатые объятья, поднял обеих и сбросил около стола, покрытого бокалами и обледенелыми бутылками.
Алисон уставилась на шампанское:
— Ларио! Откуда ты узнал?
— Я ничего не знал. Это за «Триумф». Выходит, мы закончили его как раз тогда, когда хозяин открыл глаза. Двойной праздник!
Первая пробка ударила в потолок.
— Наливай, Али! Я откупорю еще, — он свистнул, и из соседней комнаты показались разноперые финки. — Али, это Мерв… Эррол… Уинс… Рэг…
Финки быстро разобрали полдюжины бокалов из «Грэйт Вестерн». Это у них называлось «смазать горло». Теперь, после основательной «смазки», они готовы были «закрепить» ее. Эмили под заботливые кивки и всеобщие улыбки пересказывала первые моменты вновь обретенного ее отцом сознания.
Потом настало время пойти в боковую комнату и презентовать Могучий Мотор. На мотоцикл было наброшено серебристое покрывало, сшитое мебельщиком и вышитое летящей монограммой «Триумфа». Ларио сдернул покров, и Могучий Мотор возник в сиянии хрома, лака и краски, классическая форма — этюд из сверкающей эмали и блестящего металла. Ларио склонился и затопил карбюратор. Отпустил поршень и поддал стартер. Послышался мощный раскат, Могучий Мотор прочищал горло, но вот установился сильный мерный рокот, от которого задрожал пол. Финки запритопывали и заухали. Ларио подергал дроссель, и «Триумф» испустил гулкий горячий выхлоп, воспламенивший обои на стене. Баз и Уинс потушили пламя шампанским, но тут же послышались бредовые подначки о повторении трюка, что Ларио и сделал — с тем же результатом. Алисон праздно полюбопытствовала, сорвется дом с фундамента до того, как сгорит, или после, но, так как шампанское было холодным, а Дэниел пришел в себя, это не очень-то ее занимало.
Читать дальше