Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

Его первым побуждением, инстинктивно катастрофическим, было признаться Жилю де Конвино, что проект орудия — полная бессмыслица, но, поразмыслив минуту о настроении инквизиции, которой однажды в жертве было отказано, Креспен решил быть более осторожным. Он пришел к единственно правильному выводу: любой исход будет более благоприятен, чем его возвращение в Авиньон. Он должен последовать за рыцарем в лагерь и по прибытии туда приложить все усилия к проектированию и строительству механизма, соответствующего представлению короля о спасении Франции.

Креспен то и дело хмурил брови от софизмов Кнутсена, но сейчас все рассеялось в его улыбке подлинного удовольствия.

— Все верно, — сказал он, стряхивая сладостное томление самодовольства, — но пока достаточно. Закончим это восхитительное жизнеописание в другой раз. Теперь же, Дэниел, во-первых, ты выудишь у Евдоксии Магдалины Би-Иисус притчу, а во-вторых, убедишься, что и это озеро, и этот ландшафт будут чисты от всякой мерзости после Берсилаковых упражнений с топором. Наступает важное время, Дэниел. Иди и исполняй свою роль. — Креспен собрался уходить, встал и водрузил себе на плечо рыбные снасти. Туд в свою очередь устало склонился, подбирая веревку от саней.

Креспен совсем уже было исчез в пене, но на секунду замешкался:

— Так нужна тебе рыба или нет?

— Нет.

— Зряшная потрата, — и с недовольным фырканьем Креспен высыпал содержимое корзины в озеро.

Сомы очнулись почти мгновенно, замерев только для того, чтобы пронзить мстительным взглядом своего мучителя и ускользнуть в парящую воду. Один масляно скользнул сквозь пену у Дэниелова бедра, и Дэниел вытащил из ванны пробку.

О сне в эту ночь не могло быть и речи, столь ошеломляющий выбор стоял перед Дэниелом. Подчиниться указаниям Креспена — воображаемого обитателя фантастического ландшафта — и наладить диалог со старухой, чье существование было довольно сомнительным, чтобы затем, объединив их, попытаться разрешить сюрреалистическую загадку об истинном смысле Христа, значило сделать свое участие в осязаемом мире весьма проблематичным. С другой стороны, отрицать могучее присутствие Креспена, Туда Кнутсена и Зеленого Рыцаря, а теперь еще и некой Евдоксии было равносильно отказу от той самой дружбы, что делала выносимым существование его и ему подобных, для которых жизнь в мечтах была предметом желания, а не порицания.

Кроме того, Креспен и Евдоксия неплохо разбирались в физике и иных науках, совершенно непостижимых для Дэниела, а это означало, что нечто вдохновляло его вести ученые речи о сферах, далеко выходящих за пределы его ограниченного опыта. Хотя Дэниел и не думал сравнивать себя с апостолами, свидетельствовавшими силой Духа Святого, он не мог не задаться вопросом, не является ли призрачная артель Священного озера и соборная старуха творением божественного драматурга, которому, дабы проникнуть в XX век, пришлось остановить свой выбор на преподавателе староанглийского языка из провинциального австралийского университета. Что, по крайней мере, свидетельствовало о наличии у этого драматурга чувства юмора.

Такое вот единственное утешение отыскал Дэниел к тому времени, когда его занавески посветлели и отрывистые звуки пробуждающихся жителей изгнали с улиц недолгую тишину рассвета.

«Либераче дает жару „Роллинг Стоунз“» — последний контрабандный диск Сеймура Рильке, название которого тактично суммировало жуткую версию «Эй, ты! Катись с моего облака!», что пробивалась теперь в сознание Дэниела. Песня довела его до ванной комнаты, сопроводила зубочистные экзерсисы и затихла только после того, как Дэниел вышел в коридор, где мистер Рильке уже взял с верхней ступеньки бутылку молока и возвращался к себе.

— Доброе утро, Дэниел.

— Привет, Сеймур.

Несмотря на ранний час, прическа и очертание усов Сеймура были геометрически безупречными и блестели от утренней ароматической помады. Он нахохлился в сторону двери.

— Кто бы мог подумать, что Либераче когда-то подденет «Роллинг Стоунз»?

«Только сумасшедший», — мелькнула мысль, но Дэниел оставил ее при себе.

— Действительно, Сеймур, кто бы подумал… — Он почувствовал вдруг такое утомление, такую усталость от жизни, что даже мистер Рильке это заметил и немедленно ухватился за возможность обсудить самочувствие Дэниела.

— Мешки под глазами, — пропел он. — Мешки под глазами, Дэниел.

— Я знаю, Сеймур. Плохо сегодня спал.