Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

В конце концов внутренний конфликт отца Синджа завершился скромной истерикой. Когда его дыхание пришло в норму, он медленно отвел руки от лица, поднял голову и рискнул заговорить:

— Ради всего святого, О'Холиген, никогда больше так не делай.

— Я подумал, что вам нужно взбодриться. Мне — точно нужно.

— У меня нет времени тебя взбадривать. Я исповедую.

Дэниел громко принюхался.

— И заодно готовите курятину? Маркетинговая уловка для колеблющихся грешников?

— Я пролил бульон. Не лучше ли тебе уйти? Ты богохульствуешь на таинстве исповеди.

— Вы можете выслушать мою исповедь. Я воображаемый грешник. Мы можем открыть неизведанное.

— Как бы ни был пленителен и любопытен этот опыт, я отвечаю только за католиков… А не за всех заблудших.

— Я не заблудший.

— Ты не христианин! — Отец Синдж уже овладел собой и намеревался как можно скорее отделаться от Дэниела.

Но Дэниел не принял его отказа.

— Я — католик.

— Случайные посещения церковных обрядов не устраняют главного препятствия твоему участию в Святой Церкви, а именно твоего отказа верить в Высшее Существо.

— Вы знаете мои взгляды на веру. Я не вижу необходимости верить во что бы то ни было, и, поскольку католицизм упрямо отказывается принимать позиции, подобные моей, ваши церкви скудеют паствой.

— К сожалению, не тобой.

— Деклан, вы должны согласиться, что голая вера и ее скандальные эксцессы вызвали в истории человечества величайшие бедствия. Мы искореняем заразные болезни и, однако же, поощряем заразные мысли. Пока образование уничтожает интеллектуальную иммунную систему, нелепые убеждения штурмуют арсенал рациональности. Прегражден путь животворящим лучам красоты и правды, и в темноте подкрадываются злобные интеллигенты и распространяют чуму веры, стараясь нас всех заразить. Прошлое воскресенье — отличный тому пример. Я подвергся нападению существ, приведенных религиозными убеждениями в состояние слабоумных.

— Я читал об этом в газете и надеялся, что ты уже в тюрьме.

— Газета в своем репортаже была несправедлива. Группа религиозных фанатиков растерзала скрупулезнейшее воспроизведение средневековой придворной жизни, приняв меня за Антихриста.

— Я присоединяюсь к их заключению. Почему от тебя пахнет духами? Или это макияж?

— Совсем немного румян.

— Обольщаешь в Доме Господнем?

— Вы увиливаете, Деклан. Я бросаю вам вызов: назовите мне имя хотя бы одного подлинно неверующего, который бы начал войну. Хотя бы одного!

— От тебя пахнет псиной.

— Не от меня, а от Гленды.

— От Гленды?

— Это моя собака.

Тревога отца Синджа усилилась.

— Дьявол! Надеюсь, она не с тобой?

— Со мной, и из-за вас нервничает. От нее пахнет только тогда, когда она нервничает.

— Что если собака нагадит в исповедальне? Вонь останется навсегда! Нам придется к чертям снести весь собор! Господи, прости! Уходи, прошу тебя.

— Мне нужна помощь. Вы не смеете отринуть нуждающегося.

Последние крупицы терпения Деклана Синджа улетучились вместе с отчаянным вздохом. Он сжал зубы.

— Веруешь ли ты в Бога Отца, Всемогущего, Творца неба и земли и в единородного Сына Божия, Господа нашего, рожденного от Марии Девы, который придет судить живых и мертвых?

— Что за нелепый сценарий! Конечно нет!

— В таком случае убирайся!

— Что-то горит.

— Это бульон… Черт возьми! — отец Синдж глянул за край рясы, на пол и, к своему ужасу, обнаружил, что обогреватель вовсю плавит Деву Радующуюся. Ее улыбающееся лицо погружалось во все более оседающее тело. Дэниел из-за жалюзи тихо замурлыкал «Паром через реку Мерси». Отец Синдж, как завороженный, взирал на последнюю улыбку Радующейся Девы, навсегда исчезавшей в растекшейся лужице ее собственной субстанции. Жуткий символизм настолько подавил Деклана Синджа, что ему стало дурно. Пробивший немедленно озноб вновь сбросил на пол пелеолус. День был погублен.

— Ты должен уйти. Меня наверняка ждут.

— Минуту, — сказал Дэниел, и Деклан Синдж услышал, как он открыл дверь исповедальни. — Никого, или правильнее сказать: ни души, — произнес он и вернулся, приблизив лицо так близко к жалюзи, что священник смог разглядеть пару ярко раскрашенных щек, светившихся в сумерках исповедальни, как попка макаки.

— Хорошо, Деклан. Я приблизился к сути. Что бы сделал Христос, если бы Он узнал о стремлении бюрократии университета «Золотой Запад» закрыть последнее пристанище науки, а именно курс по средневековой литературе? Поставьте Его на мое место.