— Семь-девять на базу.
— Монкриф слушает. Говори.
— Забрали проститутку, сержант. Отвезти ее в Долину или на Семь Холмов?
— Ты точно знаешь, что она проститутка, Моран? Надеюсь, вы не перебежали дорогу спецотделению? Сегодня в городе работает спецотделение.
— Не беспокойтесь, сержант, типичная шлюха. Приставала к мужчине у ночного клуба на Меттер-стрит. Мини-юбка и все такое. Злая, как змея. Бессант надел на нее наручники.
— Ладно, везите в Долину.
— Она прикидывается полицейским.
— Проститутка? Как проститутка может прикидываться полицейским?
— Прикидывается констеблем Гилчрист, сержант. Из спецотделения. Выглядит ну точно как она.
— Даже полицейская карточка ее, — вставил Бессант.
— Реально профи, а, сержант?.. Сержант?
Следующий вечер вновь обнаружил Дэниела в шутовском наряде и ярком гриме. Он направлялся в собор Св. Беды записывать на курс отца Деклана Синджа, и, если старуха была там, хотел, чтобы она сразу его узнала. Накладывая грим, Дэниел примерял перед зеркалом разные гримасы, пока не нашел наконец такую жуткую, что даже сам обмер. Гримаса эта призвана была отражать грубые взгляды, которые привлекал его костюм. Даже Гленда опустила морду и смущенно заскулила, испытав эту гримасу на себе, и с большой неохотой вскарабкалась на Могучий Мотор для поездки в собор.
Мариит Деклан Лойола Синдж, ровно половину своей сорокавосьмилетней жизни прослуживший священником ордена Святой Марии, включил обогреватель: после вечерней грозы в соборе стало не по сезону холодно. Он сел, снял с термоса крышку, налил обжигающий куриный бульон в чашку и освободил для нее место на подлокотнике, для чего убрал на пол пластмассовую статуэтку Девы Радующейся, где она теперь, улыбаясь обогревателю, и стояла. Отец Синдж аккуратно закрыл крышку термоса, обхватил, согревая руки, чашку, и отхлебнул — сначала осторожный глоток, потом полный рот. Он принялся ополаскивать рот, медленно, вдоль огороженных щеками и деснами мягких каналов, почти до самого горла, затем резко поворачивал вокруг основания языка, набирая скорость для подбрасывания к небу; все быстрее и быстрее язык всасывал горячую жидкость через соединенные мостом коренные зубы с такой силой, что она разбрызгивалась по ротовой полости и каскадами падала к ее основанию. Снова и снова отец Синдж образовывал бульонные водовороты, наслаждаясь все нарастающим ощущением, ставшим внезапно таким невыносимым, что сама его жизнь, казалось, взорвалась в конвульсии глотка, — кульминация необузданной перистальтики, пронесшейся молниеносной волной, в призрачном свете которой он увидел свою мать и умирающего кролика, засмеявшуюся ему в лицо девочку, шелковую перчатку, Колокол Ангелуса [32] Часть католической службы — троекратного чтения «Аве, Мария» с соответствующими евангельскими стихами и заключительной молитвой.
и свою собственную жаркую смерть в монастырской келье под присмотром обнаженного мальчика в накидке с капюшоном.
Когда отец Синдж снова открыл глаза, он обнаружил исторгнутые слезы, для которых в рукаве сутаны заранее были приготовлены бумажные салфетки. С куриным бульоном так всегда. Потрясенный экстазом, его пелеолус [33] Головной убор католического духовенства.
упал на пол, рядом с Девой Радующейся. Отец Синдж быстро водрузил его на место, поцеловал и оправил епитрахиль. Некоторые священники находили ношение облачения неплодотворным, но Деклан Синдж был традиционный минорит. [34] Монах-францисканец.
«Я — в миру, но не от мира сего», — подчеркивал он. Его любовь к «Чивас Ригал» [35] Знаменитый сорт шотландского виски.
подтверждала достоверность этого заявления.
Доцеживая остатки бульона, отец Синдж удобно устроился в небольшом кресле, из которого обычно раздавал отпущения. Как радовался он этим часам в крошечном трехчастном мирке католической исповедальни! Скоро в кабинке слева или справа скрипнет коленопреклоненный, и, медленно досчитав до пяти, он отодвинет жалюзи и шепотом пригласит кающегося начинать. Что за новые откровения о состоянии души потекут сквозь тонкую решетку от затененной фигуры? Подстегиваемые приглушенным шепотком понимания и сострадания отца Синджа, грешники собора Св. Беды каялись, каялись и каялись. Одни священники произносили потрясающие проповеди, другие родились, чтобы учить, третьи — утешать больных и умирающих, а у Деклана Синджа сильнейшей стороной было отпущение грехов. Не то скупое и неохотное, которое практиковали некоторые священники, как если бы им самим его не хватало, но всепроникающий катарсис, божественное очищение от несовершенства и вины, клистир для души и сознания.
Читать дальше