Лежа в койке, работая над Терпением и не-Тешением, Гейтли вспоминает, как старый добрый обреченный Джин Факельман – у которого для наркомана было поистине бешеное либидо – водил, типа, в те апартаменты, которые они на данный момент обирали, разных девочек, и как Факс открывал дверь, озирался в притворном изумлении в пустых и безковровых люксовых апартаментах и кричал: «Вот же ж блядь, нас ограбили!»
Факельман и Кайт считали, что Гейтли крутой и (для наркозависимого, а это накладывает некоторые ограничения на рациональное доверие) свой в стельку мужик, и свирепо хороший друг и напарник, но, хоть убей, не понимали, почему Гейтли выбрал наркотики, почему предпочитал именно такие Вещества, ведь по трезвяку он был крутым и жизнерадостным, своим в стельку и веселым мужиком, а стоило всадиться Галькой или еще чем, как он становился совершенно замкнутым и омертвевшим бирюком, всегда говорили они, как будто совершенно другим Гейтли, который часами сидел в своем брезентовом шезлонге – практически лежал в этом шезлонге, на котором проседал брезент и гнулись ножки, – и почти ничего не говорил, а если и говорил, то самые необходимейшие одно-два слова, и то будто даже не открывая рта. Хочешь почувствовать себя одиноким – заторчи с Гейтли. Он прям вот реально уходил в себя. Памела Хоффман-Джип говорила, что он «внутренаправленный». А если он ширялся, было еще хуже. Подбородок от груди приходилось отрывать просто-таки домкратом. Кайт говорил, что Гейтли будто цементом ширялся, а не наркотиками.
В районе 11:00 заглянули Макдэйд и Диль по дороге от Дуни Глинна где-то в отд. гастроэнтерологии и для прикола попытались дать Гейтли архаичные немодные пять левой рукой, и сказали, что кишкоправы подключили Глинна к мегакапельнице с противодивертикулитным соединением Левсин 361-кодеина, и Дун, похоже, пережил благодаря соединению что-то вроде духовного опыта, и с энтузиргазмом давал им пять и говорил, что кишкоправы говорили, будто есть шанс, что его состояние неоперабельное и хроническое, и что Д. Г. придется всю жизнь жить на этом соединении, с резиновой грушей для Самостоятельного Введения, и ранее не поднимавшийся с кровати Дун теперь сидел в позе лотоса и правда казался на седьмом небе от счастья. Гейтли с трубкой во рту издает жалкие звуки, пока Макдэйд и Диль, перебивая друг друга, извиняются, что, кажется, не смогут дать юридические показания в пользу Гейтли, хотя так-то они это легко, как два пальца, если бы не различные нависшие над ними дерьмокловыми мечами юридические обстоятельства, из-за которых, по словам их ГэЗэ и УДОта соответственно, добровольно войти в здание Норфолкского окружного суда в Энфилде для них разнозначит судебно-пенитенциарное самоубийство, так им сказали.
Диль смотрит на Макдэйда и говорит, что еще есть плачевные новости насчет Штуки 44 калибра, что по реконструкции жильцами событий той ночи более чем вероятно, что это Ленц прикарманил Штуку с газона, когда делал ноги из комплекса ЭВМГ перед самым приездом Органов. Потому что она напрочь исчезла, и никто ее не закрысил, зная, что на коне стоит жизнь старого доброго Джи. Гейтли издает какой-то совсем новый звук.
Макдэйд говорит, более позитивные новости – что Ленца, возможно, засекли, что Кен Э. и Берт Ф. Смит, возвращаясь с откатывания Берта Ф. С. на собрание на площади Кенмор, видели кого-то очень похожего или на Р. Ленца, или на С. Ромеро после тяжелой болезни, видели по большей части со спины, в черном смокинге с фалдами и сомбреро с шариками, и, судя по всему, в официальном рецидиве, снова Там, бухого в дрова, с такими заплетающимися ногами, по их словам, что шел старой алкашеской походкой «против урагана», прокладывая путь от паркомата к паркомату и хватаясь за каждый. Уэйд Макдэйд решает, что сейчас подходящий момент упомянуть о подтвержденной сплетне, что ЭВМГ готовится сдать блок № 3 в аренду агентству психического здоровья для долгосрочного ухода за людьми с агорафобией высокой степени, и что в Хаусе только и разговоров, в какое людное и буйное местечко превратится блок, тем более под такую страшную, по прогнозам, зиму. Диль говорит, что его носовые пазухи всегда чуют снег, и сейчас пазухи прогнозируют как минимум снегопад даже не позже, наверное, сегодняшней ночи. Они так и не додумались сказать Гейтли, какой сегодня день. От того, что Гейтли не может задавать даже такие простейшие вопросы, ему хочется кричать. Макдэйд, то ли как между друзьями, то ли чтобы поднасрать в душу сотруднику, который не в состоянии блюсти правила, признается, что они с Эмилем Минти договорились с Парьясом-Карбо – который работает у одного из выпускников Эннет-Хауса в «Четкой печати» рядом со школой Джексона-Манна – напечатать формальные как бы вытисненные приглашения для агорафобных ребят из блока № 3 запросто приходить в Эннет-Хаус на шумную людную уличную вечеринку в духе «Добро пожаловать на район ЭВМГ». И теперь Гейтли знает наверняка, что это Макдэйд с Минти повесили табличку «Требуется помощь» под окном пожилой женщины в блоке № 4, которая зовет на помощь. Общая температура ситуации в палате растет. Гэвин Диль прочищает горло и говорит, что все в Хаусе говорили сказать Гейтли, как дико за него скучают, и сказали сказать «Че как?», и что все надеются, что Джи уже скоро вернется надирать всем жилищные задницы; и Макдэйд извлекает из кармана неподписанную открытку «Поправляйся» и аккуратно просовывает между прутьями перил, где она рядом с рукой Гейтли начинает сама по себе открываться из-за того, как долго пролежала сложенной в кармане. Очевидно, что открытка краденая.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу