Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

С тех пор вот уже пять лет союз Марио с головным «Болексом» оттеняет печальность своего статуса в академии, позволяя вносить ему лепту в процветание в виде ежегодного фандрайзингового документального картриджа ЭТА, записи ударов студентов и – с перил надзорного насеста Штитта – редкого матча, – съемка вошла в программу обучения и заслужила отдельного упоминания в каталоге ЭТА, – плюс в виде более амбициозных арт-проектов, которые иногда находят а-клеф-успех [95] От «роман-а-клеф» – «роман с ключом», то есть произведение, где в персонажах угадываются какие-либо реальные люди (а в «ключе» прилагается описание, кто на самом деле кто). в сообществе ЭТА.

После того как Орин Инканденца покинул родное гнездо, чтобы сперва отбивать, а потом бить мячи в колледже, в ЭТА или во всей энфилдбрайтоновской округе не осталось почти никого, кто не относился бы к Марио М. Инканденце покровительственно, в духе людей, которые тебя не столько жалеют или тобой восхищаются, сколько привыкли, что ты рядом. И Марио – несмотря на прямолинейные ноги и громоздкий полицейский замок, самый выдающийся гулена и хроникер в трех районах – каждый день очень медленно бродит под всеми ветрами по улицам – моцион с запинками, – иногда с «Болексом» на голове, иногда без, и одинаково отвечает горожанам что на доброту, что на жестокость – с преувеличенным полупоклоном, безжалостно, хотя и без пресмыкательства высмеивая собственную кривую осанку. Марио – первый любимчик держателей дешевых лавочек вдоль отрезка ав. Содружества у ЭТА, и стены за некоторыми витринами с едой, паровыми прессами и кассовыми аппаратами с корейскими клавиатурами по Содружке украшают его лучшие фотографии. Будучи предметом странной и какой-то заговорщицкой привязанности гуру Лайла-Потоеда, которому он иногда приносит диетическую колу без кофеина, чтобы компенсировать преобладание соли в диете, Марио иногда оказывается в положении, когда Лайл посылает к нему по щекотливым вопросам травм, недееспособности, характера и обращения к остаткам внутренних ресурсов младших эташников, и никогда не знает, что им ответить. Тренер Барри Лоуч едва ли не молится на мальчика, ведь это Марио случайно спас его от участи жалкого попрошайничества в преисподней Бостон-Коммон и более-менее добыл ему работу 118. Плюс, конечно, с ним на моционы выходит сам Штитт, некоторыми теплыми вечерами, и пускает покататься в коляске. Будучи предметом странного гештальта влечения-отвращения Чарльза Тэвиса, Марио относится к Ч. Т. с молчаливой почтительностью, которую, как ему кажется, сводный дядя от него ждет, и старается держаться от него подальше, ради его же блага. В «Деннис» теннисисты – когда удается попасть в «Деннис» – едва ли не дерутся за право нарезать все, что можно нарезать, в «Килозавтраке» Марио.

А его младший и куда более впечатляющий внешне брат Хэл почти идеализирует Марио – втайне. Марио – (полу)ходячее чудо, уверен

Хэл, неважно, божественное или нет. Люди, обожженные, обиженные при рождении, скукоженные или покалеченные так, что ни о какой справедливости и не подумаешь, – они либо догорают дотла, либо восстают из пепла. Скукоженный ящерицеобразный гомодонт 119Марио, на взгляд Хэла, святой. Он зовет его Бубу, но сам боится его мнения больше, чем, наверное, мнения любого другого человека, не считая Маман. Хэл помнит бесконечные часы за кубиками и мячиками на паркете дома детства 36 по Белль-авеню, Уэстон, Массачусетс, танграмы и See 'N Spell [96] Детская электронная игра по изучению произношения слов. , как большеголовый Марио всегда был рядом, хотя не умел играть, участвовал в фантазиях, которые не были интересны ему ничем, кроме близости к брату. Аврил помнит, как Марио в тринадцать все еще просил, чтобы мыться и одеваться ему помогал Хэл, – в возрасте, когда большинство детей-неинвалидов стыдятся самого пространства, которое занимают их здоровые розовые тельца, – и просил не ради себя, а ради Хэла. Несмотря на все усилия (и выдавая поразительное непонимание образа мышления Маман), Хэл опасается, что Аврил видит настоящее дарованье в семье именно в Марио – погруженный в себя, не поддающийся классификациям гений-савант, нечто очень редкое и яркое, хоть его интуиция – заторможенная, но верная – пугает ее, академическое бессилие – огорчает, а улыбка, которой он встречает ее каждое утро без исключения со времен самоубийства отца – заставляет жалеть, что она не может заплакать. Вот почему она всегда так торопится оставить Марио одного, не кружить над ним и не баловать, не относиться поособенному, как ни хотелось бы: это ради него. Довольно благородно, и достойно жалости. Ее любовь к сыну, рождение которого стало неожиданностью, сильнее любых других чувств и питает ее жизнь. Как подозревает Хэл. Именно Марио, а не Аврил, принес Хэлу первые издания несокращенных Оксфордских словарей, когда Хэлу все еще нельзя было выйти из дома в ожидании оценки умственного развития, – Бубу приволок их домой на тележке в своих премолярах по асфальтовым дорогам в деревенском стиле Уэстона, за несколько месяцев до того, как Хэла протестировали на Что-нибудь Сверхэйдетическое с помощью Мнемонической вербальной анкеты, разработанной дорогим и близким коллегой Маман по Брандейсу. Именно Аврил, а не Хэл, настаивала, чтобы Марио жил не в ДР с ней и Чарльзом Тэвисом, а с Хэлом в общежитии ЭТА. Но в Год Молочных Продуктов из Сердца Америки именно Хэл, а не она, когда легат в вуали из Унии Радикально Обезображенных и Травмированных явился у ворот ЭТА, чтобы обсудить с Марио дихотомию слепого приобщения к обществу и визуального остранения, а также открытость скрытости, которую дарит вуаль, именно Хэл, хоть Марио и посмеялся, и сделал полупоклон, именно Хэл, поигрывая своей палкой от «Данлоп», заявил мужику, чтобы тот шел впаривать свое тряпье куда подальше.