Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Вошел Чуи. Мертвая, могильная тишина. Он поднялся по ступенькам на сцену. Все глаза были устремлены на него. На нем были шорты цвета хаки, рубашка и пробковый шлем от солнца — черная копия Фродшема. Мы ждали, когда же он заговорит и рассеет наши сомнения и страхи. Он начал с провозглашения правил. Он воздал должное учителям за высокий уровень преподавания, благодаря которому наша школа стала известна всей стране. Он желает, более того, он горячо об этом мечтает, чтобы все учителя остались и чтобы они знали: он приехал не ломать, а строить дальше на фундаменте, который уже существует, никакой программы скороспелой африканизации, так как нервозная поспешность не раз уже приводила к краху прекрасные учебные заведения. В последнее время в школе наблюдалось резкое ухудшение дисциплины, и он поклялся — с помощью всех окружающих разрешить и эту проблему. Вместо того чтобы разрушать систему старост, он вольет в нее свежую кровь. Послушание — прямая дорога к устойчивости и порядку, единственно возможная основа нормального обучения. Школа подобна телу человека, у нее есть голова, руки, ноги, выполняющие возложенные на них функции ради блага всего организма. Он прочитал нам отрывок из Шекспира:

Эти слова принадлежат великому писателю, более великому, чем даже Майлу или Хэдли Чейз [27] Майлу — современный кенийский беллетрист, X. Чейз — американский писатель, автор детективных романов. . Традиции школы выдержавшие испытание временем, должны сохраниться. Он не желает больше слышать никакой ерунды об африканских учителях, африканской истории, африканской литературе и разном прочем африканском: слышал ли кто когда-нибудь об африканской, китайской или греческой математике или другой какой-нибудь науке? Важны хорошие учителя и разумная учебная программа — история есть история, литература есть литература, и они никак не связаны с цветом кожи. Задача школы, как сказал один великий педагог, постичь все лучшее, что было написано и придумано во всем мире. Расизм погубил многие школы, многие государства, многие народы; Сириана верит в мир и братство людей. Он, Чуи, никогда не допустит, чтобы школой управляли бунтовщики и бандиты, и преподавателям-европейцам бояться нечего.

Мы слушали молча, не веря собственным ушам: неужели это тот самый Чуи, который когда-то руководил забастовкой в этой самой школе?

В течение целого семестра мы спорили о том, как надо толковать его речь. Новые старосты были еще более надменны, чем прежние. Приказания нового директора шли через тщательно разработанную иерархическую цепочку — школьный староста, старосты старших классов, старосты младших классов. Привилегии учащимся предоставлялись в зависимости от старшинства. В шестом классе, к примеру, разрешалось носить брюки, куртки и галстуки, а в первом ребята могли надевать башмаки только в дни посещения церкви. Чосер, Шекспир, Наполеон, Ливингстон, западные завоеватели и западные изобретатели и открыватели — все это еще более настойчиво вдалбливалось в наши головы. Ну а где же, спрашивали мы, наша Африканская мечта?

Чуи был встревожен низким уровнем нашего английского языка — как разговорного, так и письменного. На одном собрании, повернувшись к европейцам-учителям, он сказал:

— Разумеется, вы англичане, и не мне вас учить. Я не собираюсь вам указывать, как вы должны выполнять свою работу. Я не собираюсь уподобляться тому безумному американскому торговцу, который пытался продавать холодильники эскимосам. Но я директор, топ в этой школе задаю я. Научите их отличному, образному английскому языку!