Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Утром они внезапно вышли к подножию гор, где начиналась уходящая вниз долина, покрытая зеленым лесом и кустарником.

Они отдохнули под горой, усталые, но гордые огромным переходом, многочисленными милями оставшейся позади равнины. «Еще одно усилие, только одно — и камень сдвинется с места, — подбадривала их Ньякинья, — а на склонах мы найдем воду и дикие фрукты». Откуда у нее, у старухи, нашлись силы, а ведь она, как и Абдулла, отказывалась ехать на тележке!

Среди леса и кустарника, извиваясь вверх по склону, пролегало некое подобие дороги. Лесная служба вырубила по обеим ее сторонам широкие просеки, которые должны были приостанавливать распространение лесных пожаров. Они двинулись по этой дороге с вновь обретенной надеждой и верой. Примерно в миле от них простиралась долина, и Абдулла вдруг вспомнил, где тут была вода. Долина оказалась неглубокой, и в ней в самом деле нашлась вода. Все склонились над водою, утоляя жажду, а дети разделись и покупались, искупались и взрослые, но для Этого нашли более укромные места. Возле воды росли кусты дикого крыжовника, гуавы.

Карега смотрел, как жадно утоляет голод и жажду осел. Ванджа сидела с детьми. Их голоса растравляли ее душевную рану, и слезы навертывались ей на глаза. Ее любовь к ним была мучительна, и в такие минуты ей хотелось обнять, накормить всех детей земли. Да простит господь мои грехи, да простит господь мои ошибки, и пусть дитя войдет в меня. По она заставила смолкнуть молитву, звучавшую в ее сердце, когда увидела Иосифа. Он один не купался. Лицо его осунулось, он тяжело дышал и явно пытался скрыть от нее свое состояние. Она дотронулась до него — у мальчика был сильный жар.

— Давно он болен? — спросила Ванджа, обращаясь к другим детям.

Они отводили в сторону глаза, и ей пришлось повторить вопрос.

— Весь вчерашний день и ночь, — ответил кто-то. — Он не велел никому говорить. Он не хотел, чтобы к вашим бедам прибавилась еще и эта.

Самоотверженность мальчика глубоко ее растрогала. Она направилась к взрослым.

— Заболел Иосиф, — обратилась она к Мунире, Абдулле и Кареге.

Они тотчас подошли к мальчику. К ним присоединились Нжугуна и Ньякинья, вскоре об этом узнали и все остальные. Абдулла и Нжугуна скрылись в кустарнике и вернулись оттуда с какими-то корешками и зелеными листьями. Некоторые из них они дали Иосифу пожевать. А вообще-то нужно, сказал Абдулла, отварить корешки и листья, укутать мальчика толстым одеялом, сунув внутрь горячий котелок, чтобы он пропотел как следует и изгнал из своих суставов болезнь. Им следует как можно скорее идти вперед, добраться до первого же фермерского дома и попросить лекарство или уголок, где они могли бы сами ухаживать за мальчиком.

Снова они вывели осла на дорогу и впрягли в тележку. Хотя дорога бежала вокруг горы, подъем все же был слишком крут, а копыта осла все время скользили. Мунира, Карега и Ванджа подталкивали тележку изо всех сил, задыхаясь и обливаясь потом, пока наконец не достигли места, откуда начиналась мощеная дорога.

Если бы не болезнь Иосифа, они возликовали бы при виде открывшейся перед ними картины. У подножия горы лежал город. Ванджа даже узнала отель «Хилтон» и Дом конгрессов имени Кениаты, которые возвышались в самом центре столицы.

Они быстро начали спускаться, но было уже почти темно, когда они достигли первого фермерского дома. Карега и Мунира хотели было открыть железные ворота, но тут к ним вышла европейская женщина и заявила, что рабочих рук не требуется, и, не дожидаясь, пока они произнесут хоть слово, велела им убираться вон. Карега и Мунира не могли сдержать улыбки. «Почему она решила, что мы вечером станем врываться в ее дом в поисках работы?» — спросил Карега и хотел было что-то сказать вообще о белых людях, но вспомнил свою схватку с городом и замолчал.

У следующих железных ворот они сначала прочитали надпись на табличке. Их сердца забились ожиданием и надеждой. «Преподобный Джеррод Браун», — прочитал Карега вслух. Они предпочли бы африканца, но служитель божий, каков бы ни был цвет его кожи, — воплощение доброты и милосердия! Они послали вперед Карегу, Муниру и Абдуллу. Абдулла хромой, и это будет свидетельствовать об их мирных намерениях.

Аллея, ведущая к дому, была обсажена с обеих сторон аккуратно подстриженными кипарисами. За деревьями виднелся столь же аккуратно подстриженный газон. Среди лужайки там и сям стояли кипарисовые деревья с изящно подстриженными ветками, красивыми куполами устремляясь в небо. Сколько стараний, сколько искусства, мастерства, сколько сил человеческих и работы разума ушло на приукрашивание этих деревьев, подумал Карега. Сам дом представлял собою обширное бунгало с крышей, крытой красной черепицей.