Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Внезапно на них бросились две собаки. Их грозный лай заставил бы кого угодно обратиться в бегство. Но тут из-за дерева вышел человек и велел им стоять на месте. Сторож, подумали они; на нем была синяя форменная одежда и белая шапочка с надписью «Служба охраны». К охраннику присоединился еще один человек в зеленой кандзу с красной феской на голове и красным поясом; он вышел из дому и приблизился к охраннику, который держал за ошейник обеих овчарок.

— Кто вы такие и что вам здесь нужно? — спросил человек в красной феске, по-видимому, хозяйский повар. Охранник поглаживал собак и смотрел на пришельцев с таким видом, точно был бы рад спустить на них своих питомцев.

— Мы пришли издалека и хотели бы видеть хозяина. У нас случилась беда.

— Это видно, — сказал охранник, — если вы не хотите попасть в еще большую беду, то рассказывайте побыстрее, в чем дело.

— Чего вы хотите? — спросил человек с красным поясом. — Преподобный отец Браун сейчас молится, а после молитвы он обычно удаляется в свой кабинет и готовится к службе. Он очень занятой человек и терпеть не может, когда его беспокоят.

— У нас несчастье, — объяснил Мунира. — Часть наших людей осталась у ворот. С нами больной ребенок. Конечно, мы можем подождать, пока преподобный отец Браун закончит молитву.

— Пройдите и подождите на веранде, — сказал охранник, снова окинув их подозрительным взглядом. И в самом деле, подумал Карега, как не насторожиться: все они в грязи и уже столько дней не меняли одежду.

Они поднялись на веранду. Оттуда были видны дома рабочих из соломы и глины, крытые двумя слоями соломы. «А ведь мы сражались, — думал Абдулла, — ради того чтобы покончить с красными фесками и красными поясами».

Мунира представил себе своего отца, погруженного в молитву.

Вскоре вышел преподобный Браун и остановился у двери. Они не верили своим глазам: это был черный, африканец. У Муниры забилось сердце. Он узнал священника: один или два раза он видел его в доме отца. Но там его знали как преподобного Камау. Джерродом Брауном назвали его при крещении. Это один из самых уважаемых деятелей англиканской церкви, его называли даже в числе наиболее вероятных кандидатов в епископы.

— Что случилось? — спросил он визгливым голосом.

— У нас беда, — сказал Мунира.

— Мы идем издалека, — объяснил Карега.

— Мы умираем от голода и жажды, и у нас — там, у ворот, — больной ребенок, — добавил Абдулла.

— Откуда вы идете?

— Из Илморога, — ответили они хором.

— Илморог, Илморог, — повторил преподобный Браун медленно, оглядывая всех троих с головы до ног. Если бы они просили работы, это было бы понятно, но трое взрослых здоровых мужчин просят еды! Он вздохнул скорее с жалостью, чем с негодованием.

— Заходите в дом!

В его голосе было сочувствие и понимание. Как христианин, он знал, в чем состоит его долг. И Мунира внезапно почувствовал себя счастливым и подумал: «А может, сказать ему, кто я такой?»

Они вошли в просторную гостиную. Жена священника, тучная матрона («Очень похожа на мою мать», — подумал Мунира), сидела с вязаньем возле камина. Она окинула их быстрым взглядом, поздоровалась и снова занялась вязаньем. Неподалеку от нее на стене висела застекленная книжная полка, уставленная детскими энциклопедиями с золотыми буквами на корешках и библиями всех цветов и размеров. Над камином висела надпись в рамке под стеклом «Иисус — Глава этого дома, Молчаливый Слушатель всех разговоров во время всякой трапезы». На противоположной стене висела картина в рамке, изображающая царя Навуходоносора, он был голый, волосатый, как животное, стоял на четвереньках, а под ним начертана какая-то предупреждающая подпись. Кроме этого, на стенах были в основном групповые фотографии — преподобный Браун в окружении знатных особ.

Мунира кашлянул перед тем, как представиться, но преподобный Джеррод Браун, взяв с полки Библию, пригласил их помолиться вместе с ним. Он молился за нищих Духом, униженных, безработных бродяг, за всех алчущих и жаждущих, никогда не евших хлеба Иисусова и не пивших воды из колодца Иисусова. Он молился за все и вся под солнцем, и голос его затрагивал нечто сокровенное в их сердцах.

Он кончил молитву.

Мунира кашлянул, прочистил горло перед тем, как представиться. Но преподобный отец уже раскрыл Библию.

Петр и Иоанн шли вместе в храм в час молитвы девятой.

И был человек, хромой от чрева матери его, которого носили и сажали каждый день при дверях храма, называемых Красными, просить милостыни у входящих в храм.