Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Директорами кенийского отделения фирмы оказались Мзиго, Чуи и Кимерия. Я думала, что этого удара судьбы мне не пережить. Не знаю, как я дошла до дому… Потом принялась думать. Кимерия, разбогатевший на пособничестве белым, когда он отвозил тела «мау-мау», убитых англичанами, до сих пор процветает, Кимерия, сломавший мою жизнь, унизивший меня тем, что заставил спать с ним во время похода в город… Этот самый Кимерия теперь один из тех, кто будет наживаться на экономическом прогрессе Илморога. Почему? Почему? — спрашивала я себя. Почему? Разве он не грешил столько же, сколько грешила я? И однажды ночью я открыла этот закон. Ешьте, или вас съедят. Если ты женщина, а это божья кара — родиться женщиной, то выбор у тебя простой: ты должна либо выйти замуж, либо стать шлюхой. Ешьте, или вас съедят. Я все больше убеждалась, что это так. Я решила действовать, построила этот дом. Отныне я ничего не дам бесплатно. У меня много комнат, много отдельных выходов, четыре двора… Я наняла молоденьких девушек. Это было нетрудно. Я обещала их обеспечить, а за это… я торгую ими. Какая разница, где льется твой пот — на плантациях, на фабрике, в постели? У меня есть девушки на любой вкус. Одни предпочитают маленьких, другие высоких, пожилых, религиозных, симпатичных, грубых, толстых, иностранок… Все у меня есть. А я? Я тоже! Себя я не пощадила… Это единственный способ посчитаться с Чуи, Мзиго и Кимерией… Они все бывают у меня. Я натравливаю их друг на друга. Это легко, потому что я принимаю только в назначенное время… Если случается какой-нибудь скандал, то девочки знают, что делать. И как ни странно, они за это платят, оплачивают свое соперничество. Каждый хочет, чтобы я была только с ним.

Для меня это игра… и деньги. Ешьте, или вас съедят.

Теперь я могу бывать где угодно… даже в их самых изысканных клубах. Им льстит, когда их видят со мной. И если я соглашаюсь провести с ними хоть один вечер, они щедро платят за это. Я должна быть тверда, это единственный способ выжить. Посмотри на Абдуллу. Торгует фруктами! Апельсинами, овчинами. Нет, я больше никогда не перейду в разряд жертв. Никогда. Никогда.

Последние слова она почти выкрикнула и тем закончила свою исповедь. Казалось, она отвечает себе самой на терзающие ее сомнения. Карега почувствовал эту неуверенность и поднял на нее свои внимательные глаза. Лицо ее было каменное, непроницаемое. Он чувствовал жестокую правду ее слов: ешьте, или вас съедят. Ведь и сам он все время сталкивался с этим после исключения из школы. Разве он не жил с этой правдой в Момбасе, Найроби, на чайных и кофейных плантациях? На пшеничных и тростниковых полях, на сахарном заводе? Это общество они построили после независимости, общество, в котором горстка черных, связанная общими интересами с Европой, продолжает колониальный грабеж народа, лишая его права жить, расти, дышать воздухом, наслаждаться солнцем.

Перед ним было уже не лицо Ванджи, а бесчисленные лица тех, кого он видел в разных уголках республики. Ешьте, или вас съедят. Высосать все соки. Почему? Почему? Что-то протестовало внутри, он не мог смириться с безжалостной логикой ее действий, ее слов. Или — или, или — или. В мире хищников и жертв вы либо поедаете других, либо становитесь жертвой. Но ведь сколько тех, кто не может и не хочет отращивать клыки и когти. Есть ли альтернатива этой ее правде?

— Нет-нет, — возразил он. — Есть другой путь, должен быть другой путь. — И вдруг, вспомнив все те места, где ему довелось побывать, он воочию увидел силу, которую искал, которая изменит порядок вещей, создаст основу новой жизни.

— В этом мире? — спросила она презрительно.

— А разве мы должны его принимать? Разве есть только один мир? Надо построить другой мир, другую землю, — сказал он, обращаясь к бесчисленным лицам, рядом с которыми он работал в Килиндиме, на востоке, в центральной части страны, на западе.

— Хм! Другой мир! — усмехнулась Ванджа.

— Да, другой мир. Новый мир, — сказал он.

— Нам нора! — вдруг крикнул Мунира, вставая. Он бросился к двери и выскочил на улицу, точно преследуемый дьяволом.

Карега поднялся, подошел к двери, остановился в нерешительности и взглянул на Ванджу.

Она не встала и не подняла головы. Она сидела неподвижно — королева в электрических огнях, слегка склонив набок голову, как будто этот голубоватый свет ее гостиной, ее ожерелье из драгоценных камней на шее придавили Ванджу своей тяжестью к земле, не давая встать, попрощаться, закрыть за ним дверь.