Ван Мэн - Современная китайская проза

Тут из установленных на улице зычных громкоговорителей раздался величавый, строгий голос:

— Внимание, товарищи, внимание! Торжественная церемония встречи манго объявляется открытой!..

С новой силой затрещали хлопушки, загремели гонги и барабаны. Затем На миг воцарилась тишина — и военный оркестр заиграл песню «Алеет восток» [11] «Алеет восток, солнце встает: в Китае родился Мао Цзэдун» — песня, прославляющая Мао. .

Старый Пань находился далеко от вокзала и при всем желании не мог увидеть, как манго сняли с поезда. Он лишь по радио мог выслушать сначала речь руководителя городского ревкома, затем — представителя рабочей агитбригады. Но второе выступление явно не получилось столь же возвышенным и взволнованным, как речь руководителя ревкома. Представитель рабочей агитбригады ограничился тем, что зачитал несколько изречений и так при этом растрогался, что зарыдал в голос. А чуть погодя прокричал во всю мочь: «Десять тысяч лет! Десять тысяч раз по десять тысяч лет!»

На какой-то миг перед подъездом вокзала произошла заминка. Но вот красные знамена выстроились полукругом, пришли в движение две колонны по бокам — и автомашина с манго двинулась в путь. Росту старый Пань был небольшого, он отыскал обломок кирпича и встал на него, чтобы хоть что-нибудь увидеть.

Впереди шествовал сверкающий медными трубами оркестр, исполнявший одну из «Цитат» [12] В разгар «культурной революции» многие цитаты из сочинений Мао были положены на музыку. и твердо печатавший шаг. За ним шагали десятки знаменосцев внушительного роста из городского партийного комитета с красными знаменами и флагами. Далее следовали руководители города, и среди них, в самом центре, глава городского ревкома. Он то расточал стоявшим по обе стороны улицы массам благосклонные улыбки и кивки, то, насупив брови, казался вдруг сурово непреклонным и холодным как лед. Наблюдая за столь переменчивым и непростым выражением его лица, старый Пань пожалел его…

Автомашина, на которой везли манго, подъезжала все ближе и ближе — в толпе началась давка. Старого Паня столкнули с его возвышения. К счастью, вокруг была масса людей, и он устоял на ногах. Медленно приближался огромный грузовик, битком набитый вооруженными молодыми бойцами. В передней части кузова находился стол, по обеим сторонам которого стояли двое рабочих с перекинутыми через плечо алыми шелковыми полотнищами и большими красными цветами в руках. Они сопровождали драгоценный плод от самого Пекина, и румяные их лица сияли счастливыми улыбками, словно им уже довелось его отведать.

Видимо, Пань Чаоэнь слишком залюбовался очаровавшими его своим внешним видом рабочими из Пекина — и дело кончилось тем, что самого-то манго он не увидел.

— Которое же здесь манго? Где манго? — шепотом спрашивал он окружающих.

— А вон оно — в маленьком стеклянном ящичке, — ответил кто-то.

Но грузовик уже проехал мимо. Пань раз-другой привстал на цыпочки, но так ничего и не разглядел. Теперь оставалось одно — двигаться вместе с людским потоком вслед за грузовиком в надежде хоть одним глазком увидеть, какое оно из себя, это самое манго.

Лишь через четыре с половиной часа грузовик с манго достиг наконец цели своего путешествия — центральной площади перед зданием городского комитета партии. На площади соорудили навес, по обе стороны его развевались десятки разноцветных флагов. Начиная от ворот, ведущих на площадь, и вплоть до самого навеса, предназначенного для принесения манго дани благоговейного уважения, по обочинам дороги выстроилось множество солдат с автоматами на изготовку. Неожиданно Пань Чаоэнь почувствовал на себе сверлящий взгляд холодных, суровых глаз. Он тревожно огляделся по сторонам — длинный и тощий боец с автоматом так и впился в него сверкающим взглядом. У Паня похолодела спина. Усилием воли он отвернулся и чуть погодя оглянулся — боец по-прежнему не спускал с него глаз. И тут Паня осенило: он вспомнил о двух больших домашних пампушках, засунутых за пояс, со стороны их можно было принять за ручные гранаты.

Чтобы рассеять возникшее у бдительного бойца подозрение, Пань Чаоэнь поспешно приподнял край куртки, вытащил из-за пояса сверток с пампушками и, развернув тряпицу, помахал ими перед глазами молодого солдата. Затем старик откусил большущий кусок, чтобы уж совсем доказать: мол, это всего-навсего хлеб, а не какая-то там таинственная бомба, предназначенная для диверсии против манго.