Юрий Бычков - На дороге стоит – дороги спрашивает

В центре комнаты стоял большой сверхпрочный стол, на котором устраивали при крайней необходимости на ночлег гостя, которому, скажем так, не представлялось возможным самостоятельно добраться до своей собственной постели. Однажды по причине студенческого изрядного подпития Анна Васильевна, беспрерывно подкалывая загулявших друзей-студентов, убедила меня вместо небезопасного в таком состоянии хождения по ночной Москве улечься на этом экстравагантном ложе.

На стенах жилища Жуковых висели картины, главным образом, пейзажи. В простенке между двумя окнами, на лобном месте, красовалась старинная скрипка, на которой иногда играл Павел Петрович, отец Жени. Он служил в нефтяном министерстве. Высокий, большой, во всех отношениях почтенный. Ёжик коротко остриженной головы и пропорции фигуры – длинные руки и ноги при укороченном торсе – живо напоминали мне знаменитого тренера по боксу Константина Градополова, каким предстаёт он на рисунке, сделанном в 1926 году художником Александром Дейнекой. Тогда всем троим, Градополову, Дейнеке и Павлу Жукову, было по двадцать шесть. Павел Петрович в свои большие года вовсе не потерял стати. Запомнился его краткий ответ на вопрос о происхождении скрипки:

– Привезена мной из Польши. Я участник неудачного похода Красной армии на Варшаву.

По сговору двух мужчин, наших родителей, знакомых заочно, летом 1953 года Женя и я были отправлены на полную смену (24 дня) в дом отдыха нефтяников «Небуг», под Туапсе. Мой отец, главбух Лопасненского регенератного завода, устроил двух студентов на работу пыльную, но денежную – мы перемещали (катали) по бескрайнему заводскому двору поступающие со всех концов необъятного Советского Союза старые, пришедшие в негодность автомобильные шины. Так нами были заработаны (нынешним и будущим – добрым молодцам урок) деньги на приобретение заказанных в министерстве путевок, дорогу в оба конца и весёлое наше время препровождение в роскошном «Небуге» – сущем рае на берегу «самого синего в мире» Чёрного моря.

Вот пропел про себя утёсовскую восхитительную песенную строку – про «самое синее в мире» – и вспомнилась небугская сливовая синева. В день приезда в дом отдыха два подуставших студента-москвича оказались сражёнными наповал плодоносной небугской природой. К дому, старинному, с дворянским фронтоном и колоннами, (в нём кейфовали, придавались приятному безделью, главным образом в это время года, студенты из разных городов страны) примыкал большой сливовый сад. Конец июля – начало августа. Плодовые деревья, усыпанные пышнотелыми сливовыми ягодами, будто выкрашенными в тёмно-синий цвет и припорошенные сизою дымкою, манили к себе, и нельзя сказать про эту ситуацию словами басни дедушки Крылова «видит око, да зуб неймёт», поскольку сад был отдан в полное распоряжение отдыхающих, студентов тож. Ешь – не хочу!

Но, как положено, и у этой медали имелась обратная сторона. Переспелые ягоды беспрерывно шлёпались оземь; в саду не смолкал смачный сливовый перестук. При приближении к саду людям свежим казалось, что в ясный летний день (на небе ни облачка) идёт дождь, редкие крупные капли которого почему-то достигали земли в саду, а вот асфальтовая площадка перед главным домом была девственно суха, её «дождь» обходил стороной. В саду же царил сливовый проливень. С этим отдыхающие свыклись. Плоды сливовых деревьев сплошь покрыли землю под кронами, аллеи, дорожки, парковые скамейки. В дневные часы отдыхающие в сад ни ногой – неудержимо влекло к себе море. Лишь домотдыховские дворники, вооружившись мётлами, дочиста, утром, и ближе к вечеру, подметали и куда-то вывозили на тачках и тележках то, что непочтительно именуют падалицей, По вечерам сливовый дождь только усиливался, и упавшие плоды вновь покрывали прогулочные дорожки, скамьи, землю вокруг затейливых деревянных беседок.

Собираясь на курорт в разгар лета, мы, молодые орлы, обзавелись белыми отутюженными брюками, планируя в них на вечерних танцах, скользя по паркету старинного барского особняка, пленять ловким кружением в вальсе, протяжными па танго, короткими шажками двудольного движения фокстрота, прибывавших отовсюду в «Небуг» барышень-студенток и не студенток тоже. После завершения танцевального вечера (при возникшей большой симпатии к белокурой или черноокой прелестнице) не хотелось идти в душный номер – тянуло в сад. Разогретые пряной мелодией аргентинского танго ты и твоя партнёрша по танцевальному рингу устремляетесь под сень густолистых деревьев, туда, где никто не будет мешать обниматься с танцоркой, срывать сладкие, куда слаще мякоти спелых слив, поцелуи и от буйства молодых сил беспричинно, казалось бы, хохотать. Где тут услышать, как чавкает под подошвами туфель раскисший намёт лопнувших изобильных, перекормленных черноморским краснозёмом ягод сливовых деревьев? Я, не сознавая коварства падалицы, потянувшись за шаловливо ускользающей в глубь сада девушкой, поскользнулся на сливовой косточке и оказался на коленях среди мокрой, скользкой, неприятной на ощупь студенистой массы.