Юрий Бычков - На дороге стоит – дороги спрашивает

Каково, поднявшись, предстать перед мало знакомой красавицей эдакой мокрой курицей? Отшутившись перед барышней и стараясь избегать освещённых мест, спешу восвояси в отведённый нам с Жуковым апартамент. Не стану описывать вид в прошлом белых парусиновых брюк. Грязно-фиолетовое рубище не годилось ни на что, кроме как стать половым тряпьём. Мало чем отличались от моих брюк штаны появившегося вскоре Жени Жукова. У нас был повод от души похохотать над столь комично завершившимся вечерним променадом с шальными поцелуями и подмокшей по причине сливового изобилия репутацией чистюль.

В доме отдыха в моде был проникновенно исполняемый Утёсовым философского смысла романс. Леонид Осипович во всей полноте доносил чувство бессилия человека перед быстротекущим, не подчиняющимся ничьей воле временем. Поди разберись, с какой стати молодое поколение влюбилось в грустную, исповедальную песню-романс, тяготело к ней, казалось бы, так чувствовать пристало людям старшего поколения.

Парадоксальная ситуация: молодые, полные сил, азартно играющие под палящим солнцем в волейбол, часами не вылезающие из синих вод Чёрного моря, оптимисты по натуре, ноют, скулят, вроде как принимают за своё то, о чём вовсе и не про них поётся.

Впрочем, не трудно и догадаться: в нас подспудно, в биопрограмме каждого человеческого существа, мера времени присутствует. Стоит сосредоточиться, и твоё будущее время ощущается, как данность. Искусство, озарение художника, композитора, поэта усиливает чувство времени во много крат, и понимаешь даже и в молодости, чувствуешь и в двадцать лет, что, «когда проходит молодость, длиннее ночи кажутся».

Тогда, летом 1953 года, впервые оказавшись на берегу моря, я физически ощутил масштаб времени. Прибрежную гальку с постоянной амплитудой морские волны перекатывают тысячелетия – догадываешься, подолгу лежа на отшлифованных волнами камнях, что и галька, и волны пребывают здесь столько времени, сколько существует море. Порождения стихий – природные комплексы, такие, как моря, горы, существуют в огромных временных пределах. Наедине с морем, в размышлениях о нём, это начинаешь понимать. Поэт-мыслитель Пушкин в двух строках стиха «На перевод “Илиады”, пользуясь гомеровским гекзаметром, даёт впечатляющий пример масштаба цивилизационного времени. Природное время и время цивилизационное – существенно разные величины.

Удивительно, но факт: на берегах Чёрного моря, на галечных лагунах Средиземноморья в говоре набегающих на берега волн слышится плеск и рокот древнегреческого гекзаметра. Всякий раз, оказавшись на юге, у моря, как камешки звучащие, перебираю запавшие в сердце, действительно божественные звуки, складывающиеся в слова гомеровских рапсодов.

Огромное уважение к человеку испытываешь, слыша в себе эту, дошедшую до нас сквозь тысячелетия, фразу. А вот строка, которой восхищался, судя по вниманию с каким отнёсся к переводу Гнедичем «Илиады», наш Пушкин.

А какова фантазия божественного старца вот в этой строке!

Так говорит Гомер о возможностях божественного промысла.

– Доброе имя одежды опрятностью мы наживаем, – обратился я к Жукову, лежащему в метре от меня на горячей гальке так, что ступни его омывались ласковым прибоем. Вспомнив наш вчерашний сливовый афронт, мы дружно захохотали, чем подняли с лежбища уже изрядно загоревших знакомых нам по танцам нимф. Они встали. Две красавицы, глядя в морские просторы, принялись рассуждать: не пора ли погрузить в воды Понта Эвксинского (Гостеприимного моря) свои стройные тела, а третья собирала и укладывала в просторную сумку подстилки, полотенца, халат, косынку и прочее. Я тоже поднялся и для того, чтобы показать учёность и начитанность – произвести на очаровательниц впечатление, продекламировал: