Юрий Бычков - На дороге стоит – дороги спрашивает

Мне аплодировали. Вообще мы были в фаворе.

Однако хочется, не терпится порассуждать о свойствах молодости ещё и ещё. Повод к тому – один из острых сюжетов поры студенческих лет.

В квартире первого этажа дома номер шестьдесят четыре на улице Осипенко, где я жил под милым покровительством тетушки, Софьи Ивановны Луговой, все окна в жилых комнатах были зарешёчены (квартирный разбой в послевоенной Москве в самом разгаре – амнистия 1953 года усугубила обстановку), а вот окно кухни, общеквартирной территории, из-за нерешённости вопроса между соседями, оставалось не защищённым от лихих налётчиков. Придя в сумерках домой, подогреваю на газовой плите ужин и поглядываю в окно, не просто так, а с ощущением близости нападения. Глухой угол отгороженного от улицы двора у меня на глазах осваивают, проводят рекогносцировку, два подозрительной наружности парня. Обойдя своеобразный дворовый каменный карман, парни занимают исходные позиции. Один, тот, что покрупнее, выше ростом и мускулистей, стоит, руки в карманах брюк, напротив кухонного окна – изучает устройство форточки, что ли. Другой возле угла тыльной стороны дома встал на шухере, изъясняясь на воровском сленге, и держит под глазом весь остальной дворовый простор. Мне ничего другого не остается, как готовиться к защите квартиры от разбойного нападения.

Позволю себе сейчас, много лет спустя, задуматься над ситуацией, в которую попал, не солоно хлебавши. Двое вставших на путь грабежей, по виду они мои ровесники, через минуту другую примутся вскрывать весьма ветхое окно и ворвутся в квартиру. Оставлю в стороне то, что грабители, возможно, унесут с собой. Что со мной-то будет? А баба Соня, которая спит-почивает в дальней комнате-спальне? А сосед Вениамин – фронтовик-офицер, скрученный тяжким недугом, последней стадией туберкулёза? Куда тут денешься? А опасность и в самом деле серьёзная. Но … молодые смерти не боятся. Я ни о чём таком и не задумывался, а готовился к отражению атаки.

За газовой плитой, справа от окна, стоял подготовленный к перетяжке двухметровой высоты матрац – великолепное укрытие. Забрав с плиты чугунные конфорки, затаился в засаде в ожидании дальнейших действий со стороны квартирных грабителей. Они не заставили себя ждать. Одним прыжком оседлав с внешней стороны окно, нападающий обёрнутым в тряпку кулаком выдавил стекло форточки и тотчас выдернул из гнёзд шпингалеты, толчком обеих рук распахнул оконные створки – путь в квартиру (и за тюремную решётку, кстати сказать) открыт. Ему бы задуматься и убраться восвояси, но как бы не так. Парень с улицы протягивает руки внутрь кухни, хватается за край подоконника и в сгустившейся темноте пытается поставить колено на подоконник. Это ключевой момент. Стоит ему, подтянувшись на руках, запрыгнуть внутрь кухни, и мне придётся вступать с ним в рукопашную схватку. Выступаю из-за матраца на свободное пространство и, не долго думая, обрушиваю удар правой руки, в которой зажаты две весомые чугунные конфорки, на уцепившиеся за край толстого, широкого подоконника руки ночного грабителя. Душераздирающий крик, мякотный шлепок упавшего на землю парня, несколько секунд назад маячившего в проёме кухонного окна, и невероятный, одномоментный прыжок ночного пришельца через двухметровый каменный забор. Оказавшись на улице, он застыл на одном месте как вкопанный. С криком: «Где он?» выскочил из своей комнаты в кухню Вениамин, выглянула в неглиже баба Соня – все следом за мной выбежали во двор, а оттуда на улицу. Столпились вокруг насмерть перепуганного, вызывающего к себе жалость, подвывающего от боли парня-налётчика.

– Юрий, ведите его в отделение милиции, оно сразу же за Устьинским мостом, – распорядился Вениамин.

– Пошли, небось, знаешь, где отделение, – не очень-то сознавая, что делаю, обыденным голосом произнёс роковое для парня приказание я. И мы пошли по середине мощённой булыжником улицы: впереди всех поверженный ночной разбойник, за ним я, как привязанный к нему отныне на несколько месяцев, затем прихрамывающий Вениамин, баба Соня в неглиже. На расстоянии пятидесяти метров плёлся понуро сообщник подраненного злоумышленника. Шествие это здорово напоминало сюжетную развязку сказки «Петя и волк». Моё не в меру разыгравшееся воображение включило звук, и я услышал в себе гениальную, картинную, остроумную, сверкающую юмором симфоническую сказку для чтеца и оркестра Сергея Сергеевича Прокофьева. Вскоре отдельные персонажи а ла прокофьевского шествия стали исчезать: отошёл к тротуару и похромал к дому номер шестьдесят четыре Вениамин, заметив наконец, что она в неглиже Софья Ивановна заспешила в подвергшуюся нападению квартиру.