Юрий Бычков - На дороге стоит – дороги спрашивает

– Здравствуй, соседка! – приветствовала Ольга хлопотавшую у печи Аграфену Петровну.

– Здорово…Здорово, Ольга Ивановна.

– Али куда собралась, али гостей ждёшь? – нараспев выспрашивала соседка.

Аграфена, выдвинув на загнётку противень с зарумянившимися пирогами, набрала в рот молока и шумно оросила им сдобные ряды. Отделила от этой стройной колонны два пирога, которые порумяней, протянула Ольге.

– Угощайся! С пылу, с жару. Не обожгись, смотри…Племянница Надюшка замуж выходит. А это я в дорогу сбираюсь. Они там, в Москве, домашних пирогов давно не пробовали. Да ты присаживайся – в ногах правды нет.

– Ох, и вкусные пироги ты печёшь, Петровна… Мои-то молодцы, того гляди, поженятся. В армии отслужили. Чего им теперь не жениться? Я тебя тогда буду просить испечь пирогов для свадьбы.

– Испеку. Отчего не испечь, – добродушно пообещала Аграфена Петровна.

– Значит, в Москву?

– В Москву.

– Ты, поди, уж все песни-то наши забыла?

– Нет, не забыла. Только поют ли их теперь? Да, чуть не запамятовала. Вот тут, на бумажке, – адрес московский. Вдруг искать меня будут…

– Чего случится-то за два дня?

– А кто знает?

– Не беспокойся, всё объясню и записку передам в случае чего.

– Спасибо.

– Что дарить-то собираешься?

– Ей подзор кружевной, наволочки батистовые с отделкой, полотенца льняные с петухами. А ему – рубашку шёлковую с вышивкой. Говорят, парень видный, как мой муж. Я так и делала, будто на Серёжу, – праздничное возбуждение смешалось в лице её с внезапно нашедшей грустью, глаза сделались мокрыми. Она лёгким, быстрым движением завернула уголок фартука и смахнула со щеки слезинку.

Ольга была довольна и угощением, и доверием, какое оказала ей всегда независимая, гордая соседка и, наконец, тем, что увидела Аграфену Петровну простоволосой бабой в слезах.

«Да она, как все, – подумала Ольга. – И то хорошо, что видно – все мы перед Богом равные. И чего всю жизнь одна мается? Только и знает: дом да собаки, собаки да огород. А женщина видная, припозднилась только».

Завод работал в две смены, так что в субботу вечером рабочие покинули цеха, и в действие вступила кольцевая охрана, предложенная когда-то Аграфеной Петровной. Две собаки блокировали заводскую проходную.

Аграфена всегда приходила к заводским воротам ровно за час до начала первой смены. Овчарки, издалека слышали её шаги и радостно скулили. Она снимала с поста собак, охранявших проходную, передавала власть дежурным бюро пропусков и охранникам. Так начиналась рабочая неделя завода.

Лида, молодая помощница Аграфены Петровны, воскресный день прогуляла допоздна и, заспанная, прибежала к проходной, минут за десять до прихода рабочих. Собаки, не услышавшие в обычное время знакомых шагов Аграфены Петровны, нервничали. Они бегали навстречу друг дружке, монотонно гремя цепями. Когда Лида попыталась приблизиться к двери проходной, овчарки грозно зарычали. Девушка испугалась, и сколько бы её ни убеждали, что это случайность, что собаки признают её, Лида стояла как вкопанная. Уговоры на неё не действовали. Суетившийся вокруг Сидор Кузьмич ещё не сознавал всей серьёзности обстановки, но сердцем чувствовал – назревает большая беда. У проходной начали собираться рабочие. Выспрашивали друг у друга, что случилось, почему не пускают? Толпа становилась всё гуще и гуще. Люди громко судачили, раздражённо высказывались по адресу начальства.

В 7.30, на час раньше обычного, приехал директор. У проходной – почти что митинг. Навстречу чёрному, массивному лимузину побежал с потерянным лицом начальник охраны.

– Ничего не могу поделать, – не поздоровавшись, запричитал Сидор Кузьмич, – не стрелять же их, жалко ведь, да и нужны они очень в нашем деле…

– Послали за Сёминой? – прервал начальника охраны директор.

– В Москве она.

– Возьмите мою машину и поезжайте разыскивать её. Не мешкайте.

…Когда скорая на любое дело молодёжь приняла на грудь порядочно и громко, зычно принялась озвучивать на свой лад модный шлягер про то, как «свадьба пела и плясала» вспомнило про то, что без песен свадьбы не бывает, и старшее поколение. Спели свадебную, спели величальную. Принялись за плясовые. Вдруг смолкли – устали от выкриков и топота. Тетка Дуня, дальняя родня невесты и непременная участница семейных празднеств, уверенно вошла широким, как полноводная река, голосом в возникшую не ко времени тишину.