Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

— Сонечка! — меня вывел из полузабытья приглушенный голос.

Я вздрогнула, как будто кто-то окликнул меня из могилы, но в следующий момент рядом со мной возник профессор Петр Иванович Блинников с букетиком гвоздик.

— Сонечка, какое счастье! — лицо Петра Ивановича просветлело, и седой пушок над ушами будто бы даже засветился. — А я вот решил навестить старого друга. Ему сегодня исполнилось бы всего шестьдесят два…

— Да, — ответила я нейтрально, потому что в своей кестеньгской жизни успела забыть Петра Ивановича и потерять его телефон, впрочем, как и многое другое.

— Как же это хорошо, что я тебя встретил. Ты приехала на праздники?

— Нет. Я насовсем. Наверное. Пока не знаю…

— Ну, ничего, потом мне все расскажешь. Главное, что я тебя наконец нашел, — он накрыл мою ладонь своей большой волосатой лапой. — Зимой ты так быстро сбежала в свою Кестеньгу, что я ничего не успел понять. И еще с этой пропиской… Тебе удалось вернуться в свою квартиру?

— Нет. Мне сказали, что ее отобрали по закону.

— Сонечка, ну какие же сволочи… — он сокрушенно покачал головой и прижал мою руку к своей груди. — Я старый человек, многое повидал, но чтобы вот так бессовестно… Но ты не переживай. Я все придумал наилучшим образом. Честно говоря, я еще зимой это придумал, только не знал, как тебя найти. Впрочем, скорее надеялся, что все само утрясется.

Мне стало странно хорошо и легко от несвязной болтовни Петра Ивановича, и я даже улыбнулась, посмотрев на его лицо, похожее на физиономию старого тролля. Весенний день загорался над нами, теплый ветер забирался в волосы, и мне уже казалось, что Шаша и тетя Оку мне только приснились. Когда же я видела их в последний раз? Неужели только вчера?

— Сонечка, ты, пожалуйста, молчи и слушай, что я тебе сейчас скажу. И только не перебивай. Я буду говорить коротко и напрямую, потому что на всякие намеки у меня просто не остается времени, я старый человек, — он все-таки выдержал небольшую паузу, чтобы взять дыхание, как певец перед исполнением сольной арии. — Выходи за меня замуж. И чем скорее, тем лучше. Я скоро умру, квартира останется тебе. И все, что есть в этой квартире, тоже будет твоим. Я понимаю, что делаю тебе предложение в очень странном месте, но все же здесь лежат твои родители, и я как будто прошу у них руки единственной дочери. Только, пожалуйста, не задумывайся над тем, что скажут люди. Эти люди вычеркнули тебя из жизни, поэтому ты вправе плевать на то, что они там скажут…

— Петр Иванович, — я все-таки его перебила. — А вам-то это зачем?

— Ну как зачем? Это же какая роскошь — каждый день видеть рядом с собой молодую женщину, которая вдобавок будет терпеть все мои прихоти. Я слишком долго отказывал себе в этой роскоши.

И поскольку я молчала, уставившись на свои полусапожки, заляпанные кладбищенской грязью, он продолжал, все больше распаляясь:

— На работу мы тебя устроим, у меня хорошие связи. А если захочешь, поступишь в аспирантуру, тебе там самое место.

— Однажды я уже хотела поступить в аспирантуру.

— Так это на финскую кафедру тебя не взяли, а ты поступишь в аспирантуру на кафедру русской литературы, там как раз есть местечко. Сдашь экзамены. Разве ты можешь не сдать экзамены по литературе?

Все это было очень и очень странно. Еще вчера я думала, что в этот самый момент 3 мая надену кремовое платье с розочкой на плече, и мы с Шашей пойдем в сельсовет, и Шаша будет сжимать мою руку своей шершавой обветренной ладонью, а потом меня поздравят мои подружки-учительницы, а тетя Оку выставит на свадебный стол запеченного глухаря и калитки с пшеном… И вот сегодня вместо этого всего профессор Блинников на кладбище делал мне предложение. И это, кажется, самое настоящее предложение.

— Петр Иванович, неужели вы это серьезно? Вы сейчас не шутите? — спросила я только для того, чтобы убедиться, что мы оба, я и Петр Иванович, не слетели с катушек и отвечаем за свои слова и поступки.

— Помилуй, Сонечка! Какие шутки? Я слишком стар для того, чтобы так жестоко шутить — в первую очередь над собой. Сейчас мы положим эти цветочки твоему папе и поедем ко мне. А к зиме мы твоей матушке справим настоящий памятник и вообще приведем эту могилку в порядок.

Петр Иванович кряхтя поднялся и, вразвалку подойдя к папиной могиле, положил гвоздики у основания памятника. Круглый живот мешал ему наклоняться, и я хотела даже помочь, но замешкалась.

— Ну вот. Твой папа одобрил мое предложение, — он с трудом выпрямился и обтер руки о полы своего плащика.