Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

— Да что ты так взбеленился? — мне стало даже немного страшно. Или я просто не понимала, при чем тут вообще какой-то нож и разве можно из-за него…

— Нож это нож! Старинный, отцу от деда достался, а деду еще от прадеда.

— Ну и ладно. Нашли, из-за чего драться.

— Ай, да что с тобой говорить. Пойду еще выпью!

Я давно не видела Шашу таким мрачным и злым. В нем как будто вскипела и выплеснулась через край древняя непреходящая ненависть, настоянная на вековых обидах. Но в чем я была виновата? Что сделала не так?

«Ху-ху-ху-у!» — где-то совсем близко от нас заяц тоскливо прокричал свой брачный призыв.

Я поплелась к дому вслед за Шашей, потому что ему могло прийти в голову, что я обиделась или что оставила его в нехорошую минуту, а сама пошла свистать как ни в чем не бывало, — да мало что еще мог он насочинять, уже порядком пьяный. А мне нужно было еще помочь тете Оку ощипать глухаря, потому что день разгорался, бежал вперед, а у нас еще ничего не было готово, и уже стоило поторопиться, чтобы вечером спокойно сходить в баню, отдохнуть за чаем и завалиться пораньше спать.

— Ну, когда тесто будем ставить? — спросила я как можно веселей, едва зайдя в избу.

Тетя Оку зыркнула на меня из-под бровей строго и приложила палец к губам, кивнув на Шашу, который сидел за столом, сжав в ладони стакан и уставившись прямо перед собой. Стараясь ступать неслышно и почти невесомо, что было довольно сложно при ее больных коленях, тетя Оку взяла меня под локоток и вывела в сени.

— Шаша… как бы это… замороченный…

— Что значит замороченный? Пьяный?

— Пьяный-то пьяный, только будто вокруг никого не видит. После Афгана было с ним так пару раз. Врач сказал, это само пройдет.

Мне стало по-настоящему страшно. Я вообще больше ничего не понимала, что происходит и почему.

— Ты ступай, ступай, не бойся, — тетя Оку слегка толкнула меня в плечо. — Курточку накинь, в магазин сходи, узнай, когда хлеб привезут. А я тут разберусь.

Я послушалась. Надела куртку, резиновые сапоги и пошла — только не в магазин, а куда глаза глядят, вдоль берега, поросшего редким сосняком. Что значит Шаша замороченный? И при чем тут Афган, когда сегодня вроде никто не стрелял? Шаша иногда говорил во сне что-то непонятное. А потом, очнувшись, долго лежал не шевелясь с открытыми глазами, пытаясь заново врасти в реальность.

От влажной земли поднимался пар. На высоких сухих участках пробивались первоцветы, упрямо настаивая на себе и неумолимом приходе тепла. Серые валуны, причудливо разрисованные лишайником, излучали подобие ликования, хотя валуны ликовать не могут, камни равнодушны, впрочем, как и мир в целом, но камни особенно. Они проросли из земли задолго до людей и успели навидаться всякого за свой век. Даже следы от снарядов, которые некогда рвались в этих лесах, успели чуть сгладиться, раны по краям закруглились и превратились в естественные желоба, в которых по весне скапливалась талая вода… Я присела на нагретый солнцем валун, подставив лицо лучам. Я не могла противиться весне, ее тлетворному пьяному духу, который заставлял всякую тварь — маленькую и большую — радоваться, любить, выплескивая наружу жажду своего тела. И вдруг я услышала или скорей ощутила едва уловимые шаги у себя за спиной. Мне показалось, что кто-то пристально на меня смотрит, от его пронзительного взгляда я просто не могла пошевелиться, вжавшись в горячий камень. Мне рассказывали, что так бывает, когда на тебя смотрит медведь.

— Ну чего, красавица, расселась, — из-за сосен возник Ийво, легко поигрывая топором.

Я облегченно вздохнула, но в следующий момент подумала, что лучше бы это был медведь. Он по крайней мере не нападает на людей ни с того ни с сего. А Ийво улыбался слащаво и неприятно, и от этой его улыбки мне сделалось почему-то неловко, как будто бы он застал меня за постыдным занятием.

— Ничего не расселась, — я быстро вскочила, поправила одежду и зачем-то соврала: — Ногу натерла, вот и все.

— А как же завтра туфельки наденешь на мозоль?

Он вроде бы не говорил ничего плохого, и все же в каждом слове как будто сквозила скрытая издевка.

— Ну, это уж я как-нибудь разберусь. Сам-то чего болтаешься просто так?

— Не просто так. Я пошел сухостоя нарубить на растопку. Дрова отсырели, нижний ряд вообще подгнил, да и мамке помощь. Вот я и удивляюсь, чего ты тут расселась, дома работы невпроворот.

— Тетя Оку меня сама отправила погулять. То есть узнать, привезли ли хлеб.

— Ну дак чего? Привезли?