Василий Гигевич - Дом, куда возвращаемся

Гроб будет стоять у могилы на желтой груде песка, а Морозов будет внимательно смотреть на сморщенное с застывшим спокойствием лицо. Потом, поймав на себе пристальные удивленные взгляды, медленно наклонится и почувствует на губах пронизывающий холод вечности. Быстро выпрямится, все еще ощущая холод на губах, захочется провести по ним носовым платком, скорее стереть этот холод, но этого он не сделает опять же из-за внимательных взглядов односельчан.

Комок земли, выпущенный из рук, стукнет о крышку гроба, потом деревенский пустобрех Федорин Ваня сбросит лопатой в яму первую кучку земли, ему поможет сосед, Андрей — все быстрее и быстрее застучат по крышке гроба комья земли. Потом стука не станет слышно — земля будет мягко падать на землю, и тогда кто-нибудь из старушек скажет: «Хорошее место, сухое — долго будет лежать». — «Ничего, — со смехом скажет Федорин Ваня, — я тебе, бабка, рядом вырою. Ставь заметину, чтобы знала». — «Ну, Ваня, утихомирься, разошелся ты…» — скажет кто-нибудь из мужчин и возьмет у него из рук лопату. «А чего, — будет оправдываться Ваня, — пожила бабка на свете — дай бог мне столько».

Жена с Валиком поедут ночевать в новую двухкомнатную, со всеми удобствами квартиру, а он останется. Вечером помоется у соседа в бане — будет долго хлестать себя веником, обливаться холодной водой и снова хлестаться — совсем не то что в ванне, — потом будет сидеть у соседа за столом, уставленным закусками и водкой, говорить о жизни, о работе и несколько раз ни с того ни с сего скажет, что материн дом продавать не будет — оставит как дачу.

Зайдет в пустую холодную хату и включит свет — даже зажмурится. Рука привычно потянется к шнуру от телевизора, но тут же застынет и через мгновение опустится. Будто кого-то разыскивая, пройдется по большой, как мир, хате, постоит у окна, возле кроватей, у печи и тут вспомнит себя ребенком, подумает о маленьком районном городишке, ну, вроде Березова, который казался тогда самым лучшим и недостижимым, думалось даже, что все города на свете называются так, как называется их городок. И всего-то в десяти километрах был тот городок от их деревни, но эти десять километров переступить было возможно только в мечтах.

Мать отправлялась в Березово утром, когда он еще спал, а возвращалась вечером, приносила холодный пахучий хлеб — теперь он уже и не помнит запах того хлеба, знает только, что тот хлеб пахнул Березовом, — потом, счастливый и сытый, он засыпал и видел во сне то большое Березово, где есть кирпичные многоэтажные дома, железная дорога и скорые поезда, где улицы покрыты черным асфальтом, где много машин, магазинов, в которых можно купить все, чего душа пожелает, даже белый хлеб, сахар и черные длинные штанишки, которые так пахнут новым березовским запахом. Какое загадочное и большое Березово, наверное, там и люди непохожи на тех, кто живет рядом в деревне.

Мать несколько раз брала его с собою в Березово — сначала они долго голосовали у дороги, потом садились и ехали в битком набитом кузове, на полдороге машина останавливалась, вылезал веселый шофер и собирал деньги за проезд, затем машина снова тряслась — он уже знал, что в Березове есть большой рынок, на котором можно встретить картавого Ицку — он поможет сбыть корову: будет ходить вокруг рогули и набивать цену, чмокать языком, ощупывая и осматривая рога, время от времени громко восклицать и переспрашивать, чтоб покупатели слышали: «От, человече, сколько же ты за нее хочешь? Корова без фальши, сбавь сотню, и я ее забираю — барыш за мной». Там, на рынке, можно приглядеть десяточек яиц, жбан молока, баночку сметаны, желто-белый ушат и большую деревянную ложку, яблоки и картошку, землянику, чернику, малину, которые по одной ягодке собираешь с утра до вечера, даже ночью снятся потом эти ягоды, грибы, семена и многое другое, о чем сразу и не вспомнишь. Увидишь морщинистых старушек с согнутыми корявыми пальцами, которые уже никогда начисто не отмоешь, губы их терпеливо сжаты в шнурочек, девчонок с чернильными от ягод пальцами — они еле возвышаются за горками ягод, почтенных мужиков, которые стоят возле подвод, дымят самокрутками и, смачно сплевывая на асфальт, ведут разговор про землю, урожай, заработки… Еще в том Березове жил какой-то Заблоцкий, который торговал мылом. Однажды он вез целый воз мыла, и неожиданно хлынул, как из ведра, ливень… С того времени под Березовом говорят: «Заработал ты как Заблоцкий на мыле…» В том Березове звук «г» выговаривают не так, как в деревне, в том березовском «г» чувствуется что-то культурное, более твердое, очень незнакомое и волнующее, и, может, поэтому «г», которое привык говорить с колыбели, казалось очень обыденным, как фуфайка, которую мать всю зиму не снимает с плеч, а березовское громкое «г» виделось черной блестящей плисовкой — мать надевает ее по большим праздникам.