Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Грейс, женщина под сорок, не сомневалась в своей пригодности. Все эти годы она занимала ответственный пост на рубашечной фабрике и уже лет двадцать как была замужем за Максом Роби, что не могло не развить в ней выносливости. Казалось, требования к соискательнице составлялись с оглядкой на нее. Однако что-то в словах мистера Вандермарка о характере нанимательницы насторожило Грейс, и она, уже решившая принять предложение, сказала, что у нее нет опыта в уходе за больными, и спросила, почему эта женщина не наймет профессиональную сиделку. Мистер Вандермарк, видимо, ожидал подобного вопроса и напомнил Грейс, что в некоторых отношениях профессиональная сиделка предпочтительнее, но сиделки обычно чураются работы по дому, письма пишут посредственно и не слишком ловко разбираются со счетами, и в его практике еще не было ни одной, которая понимала бы в садоводстве. Он не стал скрывать, что, по его мнению, никто не может обладать столь пестрым набором навыков. Однако, добавил он, профессиональную сиделку пришлось бы искать в Портленде либо Луистоне, а его клиентка не желает брать в дом чужого человека.

— Но разве я ей не чужая? — удивилась Грейс.

— В какой-то мере — нет, — уклончиво ответил мистер Вандермарк. — Полагаю, этой даме вы небезызвестны, а она вам.

Он умолк, и в тот же миг Грейс поняла, о каком доме, женщине, обстоятельствах идет речь. Как и все, что за этим стоит.

На протяжении тех лет, что Грейс работала у миссис Уайтинг, Майлз наблюдал, как его мать необратимо утрачивает сияние женственности. Ей еще не исполнилось сорока, но она больше не покупала платьев вроде того, что надевала на Мартас-Винъярде для Чарли Мэйна, и постепенно мужчины на улице перестали заглядываться на нее. Каждый день, перед тем как отправиться на работу в асьенду, Грейс ходила к мессе, и в нежном свете раннего утра, проникавшем сквозь витражи Св. Кэт, можно было разглядеть остатки ее былой красоты, но из церкви она выходила понурой, лишенной живости и желаний, несмотря на свою убежденность, что месса придает ей сил и укрепляет веру в будущее. В восприятии Майлза мать все больше походила на старух лет шестидесятисемидесяти, вдов по большей части, обычно посещавших дневную службу.

Когда наступал его черед прислуживать на мессе, по одной неделе каждые два месяца, в Св. Кэт они с матерью шагали вдвоем. Майлзу очень не нравилось вставать в такую рань, но, оказавшись в церкви, не до конца проснувшийся, он натягивал подрясник и стихарь и находил это довольно приятным. По причинам, которые Майлз не мог выразить словами, мир казался лучше и сам он казался лучше, если его день начинался в церкви, и довольно скоро он стал ходить к мессе независимо от того, прислуживал священнику или нет. Другие алтарные служки быстро смекнули, что Майлз всегда подменит их, если они заболеют, и со временем так привыкли к этому, что более не просили его об услуге, но просто ставили перед фактом. И когда Майлз сам заболевал, то отец Том сердился на него, а не на мальчика, пропустившего свое дежурство.

В Св. Кэт Майлз понял, что ответственность может радовать. Он не был уверен, что чувство, овладевавшее им в теплой церкви, когда новый день только зарождался, было религиозным переживанием, но ему нравилась ритмичность службы на латыни, и часто, погруженный в собственные грезы, он едва успевал вовремя позвонить в колокольчик перед освящением хлеба и вина. Недавно ему открылось, что на свете существует необыкновенно красивая девушка, работающая официанткой в «Имперском гриле», и он слишком часто отвлекался мыслью от таинства тела Христова на таинство тела Шарлин Гардинер, хотя старался не предаваться нечистым помыслам во время мессы.

Иногда во время сбора пожертвований, выставив чаши с водой и вином — всегда ручками к священнику, как неукоснительно требовал отец Том, — Майлз натыкался взглядом на свою мать, обычно приходившую вместе с его маленьким братом, который либо крепко спал, либо копошился на скамье рядом с Грейс, и спрашивал себя, о чем она молится. Его отец был из тех, за кого молиться следовало более-менее постоянно, разве что прерываясь на пинок под зад, и Грейс, возможно, молилась за Макса, хотя Майлз с трудом мог вообразить содержание подобной молитвы. Если отец находился в отъезде, мать, предположительно, молилась о том, чтобы он поскорее вернулся домой и взял на себя часть семейных забот. В конце концов, когда Макс был дома, Грейс, уходя к мессе, хотя бы могла оставить на него маленького Дэвида. Но как только в ответ на ее молитву Макс возвращался в лоно семьи, мать наверняка начинала молиться о том, чтобы он опять уехал, — хлопот Макс доставлял больше, чем оказывал помощи. Когда Майзл с матерью приходили домой после утренней мессы, Дэвид нередко стоял в кроватке, вцепившись в загородку пухлыми пальчиками, свекольно-красный от ярости и горя из-за переполненного подгузника, а Макс в это время отсыпался в соседней комнате после бурной ночи.