Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Ответ миссис Уайтинг был совсем не таким, какой он ожидал. Для начала она призналась, что отчасти вина лежит на ней, поскольку она не подготовила врачей к неизбежной неудаче, а затем заверила своего собеседника в том, что присутствие отца Синди только бы ухудшило ситуацию. Ее дочь, пояснила миссис Уайтинг, к несчастью, унаследовала отцовскую сугубую слабохарактерность. Увы, он тоже легко воодушевляется, соблазнившись надеждой, лишь затем, чтобы в очередной раз жестоко разочароваться. От рождения он обладал многими преимуществами и был воспитан в уверенности, что все в его жизни будет гладко, и в итоге, к прискорбию миссис Уайтинг, он совершенно теряется, когда что-то идет не так. Миссис Уайтинг прилагала все возможные усилия, чтобы ее дочь в этом отношении не походила на отца, но природа, к сожалению, взяла верх над воспитанием. Как и ее отец, Синди легко увлекается мечтой, но всякий раз пасует перед трудностями, возникающими на пути к достижению желаемого. Нет, заверила она врача, с этим ничего не поделаешь и ему не в чем себя винить.

Последнее, по мнению главврача, было лишним. Ему бы и в голову не пришло обвинять себя в чем-то, поскольку в назначенной Синди терапии изъянов он не находил. А также, учитывая специфику медицинского образования, он не имел привычки рассматривать неудовлетворительный результат в моральном аспекте, но, слушая, как миссис Уайтинг бесстрастно живописует своего мужа и дочь, он не удержался от некоторых выводов нравственного порядка, хотя и не поделился ими со своей собеседницей — пускай сперва расплатится полностью за оказанные медицинские услуги.

Сколь бы холодно и бесстрастно ни анализировала миссис Уайтинг характер своей дочери, она недалеко отступала от истины, вынуждена была признать Грейс Роби. Обладай Синди Уайтинг хотя бы в малейшей степени силой воли ее матери, операция и последующая терапия могли бы серьезно улучшить ее состояние — по крайней мере, физическое. Как часто случается с детьми и их родителями, эта девочка была наделена той же чертой характера, что и мать, но в ребенке эта черта настолько исказилась, что воспринималась как нечто абсолютно противоположное. Обе, вскоре поняла Грейс, были одинаково упрямы, однако их упрямство выражалось очень по-разному. У миссис Уайтинг своеволие превратилось в беспощадное орудие для устранения препятствий, крупных и мелких, тогда как у ее дочери оно обретало вид твердокаменной хмурой строптивости в ответ на необходимость одолеть какое-либо препятствие. Печальная участь этой девочки никогда не оставляла Грейс равнодушной, и ей было больно смотреть на происки человеческой натуры в семье Уайтингов, тем более что она знала наперед, чем закончится эта битва между матерью и дочерью.

Прежде Грейс никогда не сталкивалась с женщинами, похожими на ее новую работодательницу, и вскоре поймала себя на том, что не может в определенной степени не восхищаться миссис Уайтинг. Она долго наблюдала за ней и в конце концов разгадала ее коронный трюк. Миссис Уайтинг оставалась несокрушимой по той простой причине, что никогда не позволяла себе задумываться о громадности того, с чем ей предстояло сразиться. Вместо этого она с изумительной ловкостью шинковала грядущий бой на мелкие и более предсказуемые стычки. Закончив с измельчением, она принималась за дело с поистине неукротимым волевым напором. Каждый день миссис Уайтинг составляла список «неотложных дел», и неподражаемость этого списка состояла в том, что она никогда не включала в него ничего невыполнимого. В тех редких случаях, когда достижение цели оказывалось более сложным или трудным, чем она предполагала, миссис Уайтинг просто делила этот отрезок пути на этапы. Таким образом она блокировала неудачи, и каждый день неуклонно приближал ее к победе. Ее можно было притормозить, но нельзя остановить.

Дочь ее, напротив, вечно застывала как вкопанная. Неспособная, в силу своего темперамента, научиться простому трюку, изобретенному ее матерью, она сразу окидывала мысленным взором безмерность предстоящего и, благодаря изощренному воображению, ошеломленная и подавленная, одним резким взмахом руки отказывалась от дальнейших действий. Синди была не столько мечтательницей, со временем поняла Грейс, сколько верующей своего рода, и то, во что она верила или только хотела верить, было возможностью полного и мгновенного преображения. В какой-то момент своей юности она прониклась верой в то, что весь мир, вся ее жизнь непременно изменится, и эта перемена будет благой и тотальной. По сути, она уповала на чудо — именно в таком смысле она трактовала последнюю операцию. В понедельник она вползет в больницу гусеницей, во вторник вылетит бабочкой. Но стоило ей прийти в себя после анестезии, и она обнаружила: преображения не только не произошло, но оно даже не начиналось.