Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Она такая милая, — попробовала ответить Грейс. — Ее страдания…

— Господи, да, ее страдания, — подхватила миссис Уайтинг, будто соболезнуя Грейс, а не своей дочери. — Им не видно конца, верно?

— Но она же в этом не виновата.

— Боюсь, дорогая моя, проблема не в чьей-то вине, — сказала миссис Уайтинг. — Проблема в потребностях. Со временем вы поймете, что то, как моя дочь представляет себе свои нужды, радикально отличается от того, что ей действительно необходимо. Вы смотрите на нее и думаете, что она нуждается в сочувствии, хотя на самом деле ей необходимы сила и выдержка. Вы поступите благоразумно, не позволив ей липнуть к вам, если, конечно, вы не любительница подобных ощущений. Некоторым нравится.

Грейс понадобилась секунда, чтобы понять: ее мягко отчитывают.

— Существуют вещи и похуже, чем когда к тебе липнут, разве нет?

— Возможно, — согласилась миссис Уайтинг с видом человека, которому в этом мире внятно все. — Вы мне вот что скажите. Как ваша семья относится к тому, что вас так подолгу не бывает дома?

— Думаю, Дэвиду меня не хватает. Он еще очень маленький. И пока он…

— А мальчик постарше? — перебила миссис Уайтинг.

— Майлз? Майлз — моя опора.

— А ваш муж?

— Макс есть Макс.

— Да, — подхватила миссис Уайтинг. — Мужчины — лишь то, чем они являются.

Грейс взглянула на Железный мост. И, помолчав, спросила:

— Мы когда-нибудь поговорим о нем?

— Пожалуй, нет, — небрежным тоном ответила миссис Уайтинг, словно отказывалась от порции мороженого.

Чему Грейс не удивилась. Они почти не упоминали о нем и в тот день, когда она впервые пересекла реку, чтобы совершить покаяние по требованию священника. Грейс лишь попросила прощения у миссис Уайтинг и заверила, что между нею и Чарли все кончено. Она сожалеет о содеянном и о том, что намеревалась сделать.

— Он когда-нибудь вернется?

— На «Имперские предприятия»? — Вопрос явно показался миссис Уайтинг нелепым. — Вряд ли. В молодости он мечтал жить в Мексике. Вы об этом знали?

— Да.

Грейс почувствовала на себе взгляд миссис Уайтинг. Естественно, если муж делился с Грейс своими сокровенными мечтами, для его жены это что-то значило.

— Он вроде бы счастлив, живя там, — сказала миссис Уайтинг, как бы намекая, что ради своего счастья он их обеих предал.

— Он когда-либо…

— Вспоминает вас? Сомневаюсь. И уж во всяком случае, не в разговорах со мной.

— Он знает?

— О нашей нынешней ситуации? Да. Когда я сказала ему, он, кажется, оценил иронию происходящего. (Грейс ответила на это молчанием.) У вас есть еще вопросы, прежде чем мы закроем эту тему навсегда?

Грейс покачала головой.

— Превосходно. Если мой муж вдруг попробует связаться с вами, надеюсь, вы мне об этом сообщите. Так?

Грейс колебалась лишь секунду:

— Да.

— Если не сдержите слова, я все равно об этом узнаю, — предупредила миссис Уайтинг. — Одного взгляда на вас будет достаточно, чтобы выяснить правду.

— Я сдержу свое слово.

— Я вам верю. — Миссис Уайтинг выглядела довольной, словно, затевая этот разговор, именно на такой финал она и рассчитывала. — Полагаю, в обозримом будущем вы работаете здесь, — продолжила она, когда Грейс поднялась, чтобы уйти. — Вам следует знать, дорогая моя, я прониклась к вам симпатией. Наверное, и в этом заключена некая ирония?

Грейс была не в силах придумать подходящий ответ. Неужели миссис Уайтинг говорила искренне? Если так, означало ли это, что она ее простила? А если нет, возможно ли на самом деле испытывать симпатию к человеку, которого ты не простила? И сколь бы абсурдным это ни казалось, именно такое впечатление сложилось у Грейс.

— Не оборачивайся, — сказал Дэвид, отрываясь от газеты. — Вот он идет, счастливый молодожен, вернувшийся из свадебного путешествия.

Действительно, Матёрый Лис цокал каблуками по крыльцу «Гриля». Майлз был не очень рад его видеть, однако он улыбался: впервые он не услышал тарахтенья двигателя в фургоне Уолта, подъезжающего к ресторану, — звука, преследовавшего Майлза почти год. И в этом отношении его жизнь изменилась к лучшему с тех пор, как он переболел и выздоровел.

После свадьбы его, разумеется, постоянно спрашивали, каково это, чувствовать себя свободным человеком. К собственному удивлению, Майлз чувствовал себя довольно хорошо, словно многочисленные отсрочки в бракоразводном процессе истощили даже его запас угрызений совести и виноватости. Он думал, что свадьба бывшей жены подействует на него угнетающе, усилив ощущение личного поражения. Ведь они с Жанин клялись перед Богом и людьми быть вместе, пока смерть не разлучит их, и вот теперь она давала ту же клятву другому мужчине. Когда мировой судья спросил, имеются ли у присутствующих возражения против предполагаемого союза, Майлз с некоторым смущением обнаружил, что у него таковых более не имеется. Он всегда противостоял наивной вере Жанин в то, что жизнь можно начать заново, будто прошлого не существовало, но именно это она сейчас и делала, так почему бы Майлзу не последовать ее примеру, тем более что он уже все продумал.