Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Именно Св. Кэт, теперь понимал Майлз, сыграла решающую роль в том, чтобы возвратить его мать в ту жизнь, из которой она хотела вырваться, сбежав с Чарли Мэйном. Церковь в лице отца Тома заманила ее обратно в свое лоно, которое она была готова покинуть, отказавшись от надежды на вечное в обмен на счастье. Старый священник, наверное, уже тогда был сумасшедшим, решил Майлз, орудуя скребком и не обращая внимания на разбухавшие мозоли. Там, в ризнице — помещении, пропитанном тяжелым запахом ладана, со стенным шкафом, набитым священническими одеяниями, с воскресным золотым кубком для причастия, в окружении всех необходимых реквизитов религиозного авторитета, — отец Том, надо полагать, назвал Грейс цену отпущения ее грехов. Любой другой священник потребовал бы лишь покаяться перед Господом, искренне и без утайки, но отцу Тому этого было мало. По своей воле Грейс никогда бы не отправилась пешком за реку, чтобы унижаться перед женщиной, которой она нанесла урон, вознамерившись отнять у нее мужа. Нет, это была идея отца Тома. И разумеется , в тот день мать шла через мост к миссис Уайтинг, и Майлз, карауля на другом берегу, видел в беседке именно ее. Почему столь очевидная разгадка до сих пор ускользала от него? И что было на уме у миссис Уайтинг, когда она отслеживала продвижение своей соперницы по мосту? Не приходило ли ей в голову, а что, если этот путь окажется неподъемным для Грейс и она сумеет одолеть лишь половину моста, прежде чем ее поглотят пенящиеся воды? И разглядела ли она, чей это мальчик стоит на другом конце моста? И действительно ли они встретились взглядом, как это запечатлелось в его памяти?

Ее холодные глаза преследовали его с самого начала, сообразил Майлз, — она наблюдала за ребенком, которого мать отказалась бросить даже ради единственного шанса на счастье, за ребенком, которым Чарли Уайтинг заменил бы своего покалеченного, если бы ему позволили. Стоя на приставной лестнице в темноте, Майлз понял, что всю свою взрослую жизнь и даже когда еще был в колледже он чувствовал на себе пристальный взгляд этой женщины. Давно догадываясь, что ее ни к чему не обязывающая приязнь — лишь маска, он не подозревал, что, возможно, за этой личиной таится жажда мести. Он и сейчас не был в этом уверен. В конце концов, что за женщиной надо быть, чтобы не удовлетвориться смертью соперницы? И неужто ненависть способна настолько укорениться в человеческом сердце? За несколько коротких часов после того, как он увидел фотографию в газете, Майлз перекрасил весь свой мир из цветного в черно-белый, но не было ли и это заблуждением, подменой одних упрощений другими? Может быть. Но в данный момент, прежде чем он опять передумает, он всей душой рвался, как и его брат, сделать что-нибудь, пусть и не очень правильное.

В туалете, помыв руки, Майлз надкусил каждую мозоль, выдавливая мутную жидкость. Глядя на себя в потрескавшееся зеркало, он подумал, что поезд, возможно, все-таки его переехал. Лицо в щербатом стекле не принадлежало человеку, ловко увернувшемуся за секунду до столкновения, но скорее тому, кто стоял на рельсах, как на последнем рубеже, и принял удар на себя.

Или же на него интерьеры «Каллахана» так подействовали. Краска слоями сыпалась со стен мужского туалета. В прошлом январе трубы замерзли и лопнули, а нанятые Беа умельцы продолбили, орудуя наугад, с полдюжины квадратных отверстий в надежде найти, где прорвало. Закончив, они залатали дыры гипсокартоном, да и то не все. Этот сортир, подумал Майлз, его родной город в миниатюре. Люди в Эмпайр Фоллз настолько привыкли к разного рода неполадкам, что перестали их исправлять. Зачем ремонтировать и перекрашивать стену, чтобы потом снова ее ковырять, когда трубы опять замерзнут? А так, с зияющими дырами, сантехникам в следующий раз не придется долго искать пробоины. Майлз быстро подсчитал, во что обойдется навести здесь порядок, затем удвоил цифру, предположив, что в женском туалете наверняка такая же разруха, затем опять удвоил на всякие непредвиденные расходы. Возвращаясь в бар, он сунул голову на кухню, которой не пользовались много лет, и снова произвел мысленный подсчет. Получалось, что дешевле, наверное, обклеить стены десятидолларовыми купюрами, чем вернуть эту кухню в рабочее состояние.

То, что он сейчас замышлял, было абсолютным безумством, и он это знал. Но он должен это сделать, была не была, так он решил, проезжая по Железному мосту. Из прихода Св. Кэт он двинул в центр с намерением пересечь мост и найти ответы на вопросы, которые он не сумел разрешить, стоя на лестнице у церковной стены. Однако затормозил у рубашечной фабрики и подошел к тому месту, где стоял мальчиком, и посмотрел поверх темной воды на приглушенные огни в асьенде Уайтингов. Его мать проделала этот путь одна. И — как он внезапно решил — не напрасно.