Дарья Сойфер - На грани серьёзного

На съемки в субботу она ехала, максимально отпустив ситуацию. Всю неделю повторяла, зубрила монолог. Репетировала перед зеркалом разные интонации, жесты, способы подачи. Но по опыту знала: перед сценой нет ничего лучше, чем несколько часов пустоты. Вся подготовка – до. А день в день – лишь спокойствие, хорошее настроение и полная уверенность в собственном организме. Чтобы ни отравления, ни температуры, ни бессонницы… Только ночь полноценного сна и проверенная пища. Но ни в коем случае не голодовка, потому что урчание желудка – один из тех звуков, которые не поддаются контролю.

Джинсы, футболка, кеды. Все чистое, удобное и никак не напоминающее о себе. В конце концов, дресс-код – последнее, чего требуют от стендаперов. Скорее, женщину на каблуках встретят с недоумением. Юмор подразумевает комфорт.

Кире повезло во многом. Во-первых, ее сотоварищей по стендап-клубу поставили в другие съемочные дни. Их присутствие сразу задавало высокий градус конкуренции: она знала, в чем Эрик и Касаткин сильнее нее, и начинала заранее волноваться. Присутствующих она не знала. Только одного парня с огромной дыркой в мочке уха, в которую при желании можно было бы просунуть сливу, как-то видела на подмосковном летнем стендап-фестивале. Остальные приехали из других городов, кто-то и вовсе выходил на сцену второй раз в жизни. Они волновались, натужно шутили друг с другом и на камеру хлопали коллег по плечу.

Кире коротко расписали правила, усадили в общую комнату, она слышала только приглушенные звуки смеха из зала и голоса ведущих. Ожидание угнетало, но ей повезло и на сей раз: ее вызвали третьей. Толком не успев испугаться, она оказалась на модно декорированной сцене. Горел неон, ритмично била современная музыкальная подводка. Зал, как и положено воспитанной телевизионной аудитории, дружно аплодировал по сигналу. Боковым зрением Кира отметила свое имя, крупными буквами горящее на широком экране. Вот. Ее текст услышит вся страна. Ну что, мама, я занималась глупостями?…

Она сжала микрофон, сняла его со стойки: перед ней выступал высокий парень, а разбираться на публике, как регулируется подставка, она не хотела. Поэтому микрофон взяла в правую руку, а левой ухватилась за стойку, будто это позволяло ей держаться ровнее.

Зал был погружен в синеватый полумрак, и перед ней светились лишь столы членов жюри. Опытные комики, которых она ни разу не встречала живьем. В смысле вот так, лично. Близко. Чтобы они слушали ее, а не наоборот. Но вот они, самые обыкновенные люди, сидят и с ожиданием смотрят на нее.

Спасибо сайтам знакомств, ей было о чем рассказать. Маменькины сынки, неказистые игроманы, потасканные ловеласы, уверенные в своей неотразимости. Ловцы московской прописки и, как вишенка на торте, любители пальцев на ногах.

Кира знала, что забралась слишком глубоко в дебри феминизма. Но публика шутки принимала, смеялись члены жюри. Пути назад не было. Она вышла, получив одобрение от одного из наставников. Ее взяли. Ее взяли в команду самой Ксении Расуловой! Кира тоже хлопала кого-то по плечу, тоже давала пять. Плевать на нормы гигиены, когда ее принял «Большой стендап». И от этого факта встреча с родителями Эрика стала казаться сущим пустяком.

– То есть ты действительно решила все испортить, – резюмировал Эрик, оглядывая ее тщательно подобранный наряд.

Мешковатые джинсы, непонятно, мужского или женского кроя, фланелевая рубаха в красно-черную клетку из тех, что занашивали до дыр в девяностые. Волосы, по-сиротски собранные в низкий хвост, и выражение лица «поможите, люди добрые».

Нет, внутри Кира торжествовала. Она была довольна собой и знала, что не вызовет у родителей Саакяна ничего, кроме недоумения. Армяне с их любовью ко всему показательно-нарядному придут в ужас от такой гипотетической невестки. Была еще мысль взять жвачку и смачно ей чавкать, но это даже для Киры казалось перебором. Надо, чтобы все выглядело максимально естественно.

– Неплохая затея, – Эрик наконец кивнул. – Я оценил. Ну что, идем?

– Еще не поздно отказаться.

– И в мыслях не было, – он галантно склонил голову и широким жестом пригласил ее в свою отполированную «Мазду».

Совет старейшин на лавочке у подъезда за этой сценой наблюдал безмолвствуя. Со стороны, наверное, казалось, что это прожженный сутенер вербует невинную душу в свою порочную армию. Не желая портить впечатление, Кира напоследок бросила на Эрика взгляд, полный мольбы и отчаяния.