Ержан Рашев - Человек на балконе

К тому же, несколько дней кряду я переживал страшнейшую диарею, ибо желудок мой все еще адаптировался к микробам алматинской системы водоснабжения. После нескольких дней в командировке стенки моего кишечника были набиты агрессивными бактериями из Павлодара. Эти павлодарские бактерии были настоящими быдло-жлобами и ксенофобами. Как только первая алматинская парамеция проложила свой путь в низ моего кишечного тракта, каждый из присутствующих там павлодарских быдло-микробов уже держал свой ствол наготове. Их битва была кровавой. Из глубин моего живота постоянно раздавались стоны и агрессивный рев. Меня мучил ужасный понос.

Несмотря на свой недуг, по настоянию родителей, я все-таки согласился встретиться с Айгеримой. Мы пошли с ней в ГАТОБ на постановку «Евгения Онегина». Она выглядела немного старше и тяжелее, чем я себе представлял изначально. В разительно трагической манере на ней были развешаны дорогие ювелирные украшения: золотое ожерелье и браслет, изумрудное кольцо — свидетельство о небедных родителях. Она дважды объяснила мне, почему изумруд ее был настоящим, а не поддельным, как будто у меня имелись на тот счет серьезные сомнения.

И вот в рассветном тумане Ленский, с налетом ностальгии перед дуэлью с Онегиным, пел свою самую трогательную арию в опере: «Куда, куда, куда вы удалились? Весны моей златые дни?». Он удерживал последнюю ноту, на глазах наворачивалась слеза, как вдруг, откуда ни возьмись, раздался грозный рык всемогущего льва. Все в зале застыли в немом шоке — ГАТОБ никогда не был известен инновационными постановками, а тут казалось, что Ленского вот-вот поглотит сбежавшее из зоопарка животное… Но нет, это была просто Айгерима, получившая СМС на телефон с африканским рингтоном. Я подарил ей свой самый ненавистный взгляд, однако, она была слишком занята чтением своего сообщения.

Потом мы отправились в Guns and Roses, ее излюбленное заведение, где сели за столик рядом с какими-то арабами и выпили по одному виски с колой и одному «Лонг-Айленду». Я беспокоился лишь о том, сколько денег мне придется на нее потратить. Она приняла мое беспокойство за скептицизм.

— Я ездила в Италию два раза, в Лондоне гостила пару раз…

— Серьезно? Уау.

— Я была на Кипре. В Мальте. Обожаю Кипр.

— Да, Кипр — это нечто.

— А на Новый год я собираюсь в Египет.

— Будь осторожна, арабские мужики любят наших женщин. Посмотри на тех, за соседним столиком. Смотрят, как коршуны.

— Я знаю. Но я не выношу арабов. И африканцев.

— Почему?

— Они воняют. Индусы воняют, африканцы воняют. И русские мужики тоже.

«Странное существует поверье у казахских женщин о том, что все остальные нации воняют», — только успел подумать я, как у меня вновь скрутило живот. Павлодарские бактерии не желали сдаваться и переходили в наступление. Лицо мое скукожилось в отвратительной гримасе, и я дал газу. Учуяв неладное, Айгерима посмотрела на меня с сожалением. Ее разочарование было монументальным и достигавшим чего-то близкого к тому, что нейтральный наблюдатель мог бы назвать «омерзением».

Стайка несменных шлюх танцевала возле бара. В какой-то момент я помню, что опрокинул и расплескал «Лонг-Айленд» Айгеримы по всей ее ноге, пытаясь произнести тост в адрес стоящих рядом похабных арабов. Набухавшись, я почему-то стал очень дружелюбным и решил произнести в их честь тост. После нескольких неловких моментов они великодушно решили пригласить нас за свой столик, где мы продолжили пить, бог знает, за что.

— Вы не террористы! Вы наши братья! — пьяно говорил я.

Айгерима не понимала моего веселого настроения.

— Ты не мог бы быть чуть более гадким? Ты вечно улыбаешься и со всеми дружишь!

— Я люблю-ю-ю-ю-ю тебя, Айгерима…

— Фу!

— И я люблю моих арабских друзей!

Она дала мне еще один шанс и беспрекословно подчинилась, когда я грубо запихнул ее в такси. Это был единственный жест с моей стороны, который впечатлил ее в тот вечер.

— Вот так ты больше похож на мужчину.

— Айгерима, давай забудем обо всем этом говне. Выходи за меня!

— Фу-у-у! Нет!

На этом эпизоде, в принципе, надо было встать и уйти. Однако она, уже довольно подвыпившая, спросила, когда же я наконец уведу ее к себе домой. И хотя моя мужская гордость была немного уязвлена, ее слова действительно подвигли меня к действию. Я забрал ее к себе. Мы поцеловались. Дома Айгерима попросила меня подождать, пока она примет душ. Я дал ей полотенце и антибактериальное мыло «Сэйфгард».