Яков Липкович - Три повести о любви

И вдруг судьба повернулась к нему лицом. Сквозь толпу, раздвигая ее крепкими плечами, продирался молодой майор в кубанке. Добравшись до окошка, он постучал властно и требовательно. Окошко приоткрылось. Майор показал какую-то красную книжечку.

Ипатов умоляюще шепнул:

«Прошу вас, еще два билета! Вопрос жизни! Честное слово, вопрос жизни!»

Тот среагировал мгновенно:

«Четыре билета!»

Выйдя из очереди, он подал Ипатову два билета:

«Держи!»

Ипатов долго и, как потом до него дошло, нудно рассыпался перед майором в благодарностях.

Наконец тому надоело:

«Ну стоит ли… — И добродушно добавил: — Увидимся на спектакле!»

Время подходило уже к шести вечера. Нечего было и думать, чтобы съездить домой. Перекусить он сможет и поблизости, в любой закусочной. А вот привести себя в порядок вряд ли удастся. В лучшем случае, где-нибудь под краном смочит физиономию. Но из-за того, что китель надет прямо на голое тело (нижняя рубаха осталась в мусорном ведре, наверно уже обнаружена, и Валькина нянька выдала своему питомцу по первое число за то, что водит в дом всяких проходимцев), Ипатов все равно будет чувствовать себя не в своей тарелке, — что бы подумали, узнав об этом, его старые и новые соперники, от сына французского военно-морского атташе до кулачного бойца Толи?

Эта забегаловка и по сей день там. Как и тридцать пять лет назад, люди торопливо заглатывают плохо пропеченные, неаппетитные пирожки и, сполоснув рот бурдой, именуемой то кофе, то какао, устремляются по своим делам. Заморив червячка, Ипатов зашел в туалет. Там умылся, вытер лицо колючим шерстяным шарфом, несколько раз прошелся мокрой ладонью по кителю и брюкам, полой пальто надраил сапоги — словом, привел себя в относительный порядок.

И уже в семь тридцать, судя по электрическим часам в театральном вестибюле (его «Гайнц Плюм» в это время равнодушно тикал где-то в другом месте), Ипатов был на посту у входа в театр. До начала оставалось всего двадцать пять минут. Светлана могла появиться и со стороны Садовой, и со стороны Бродского. Ипатов прохаживался взад-вперед по тротуару, боясь отойти от подъезда. Перед освещенными окнами с пестрыми афишами уже толпился народ, подходили все новые и новые парочки. То там, то здесь раздавалось: «Нет лишнего билетика?» Ипатов был как на иголках: с минуты на минуту должна была подойти Светлана. Если раньше время едва тащилось, то теперь оно припустило изо всех сил. Без конца оглядываясь и стараясь не упустить из поля зрения улицу со стороны Бродского, Ипатов в нетерпении добежал до Садовой и тут же, огорченный, помчался обратно. Мимо него прошел, держа под руку свою даму, молодой майор в кубанке.

Увидев одиноко торчащего Ипатова, он на ходу улыбнулся и спросил:

«Все ждем?»

«Да вот чего-то задерживается», — обескураженно развел руками Ипатов.

«Это такой народ, — бросил майор, взглянув на свою спутницу. — Дай только им волю!»

Но девушка в ответ еще плотнее прижалась к его плечу. У нее было простенькое, с ярко накрашенными губами лицо продавщицы или буфетчицы. «Такие никогда не опаздывают», — подумал Ипатов.

С первым же звонком, слабо долетевшим из вестибюля, улица возле театра быстро опустела. Правда, еще какое-то время проносились опоздавшие парочки и уныло достаивал в нескольких шагах такой же, как он, незадачливый поклонник. А потом и их не стало. Было ясно, что Светлана уже не придет. И все же Ипатов не торопился уходить. Не то что он еще надеялся, просто сейчас ему некуда было спешить: идти в театр один он не собирался, а домой всегда успеет. Но дальше стоять было не только бессмысленно, но и смешно. Каждый, кто увидит его растерянное лицо, поймет, что он ждал, ждал и не дождался своей девушки. А тут еще к нему пристал один хмырь и предложил билет на балкон. Сперва за полную цену, затем за полцены и под конец совсем даром. А когда Ипатов заявил, что ему и свои билеты некуда девать, тот вдруг рассвирепел и полез драться. К счастью, в это время из ближайшего ресторана вышли подышать свежим воздухом трое грузин, и их горячие сердца не могли оставаться равнодушными к тому, что «плахой чэловэк нэ дает проходу харошэму чэловэку». Они повернули хмыря спиной к театру и точным пинком в зад отправили его на середину мостовой. Сделав это доброе дело, они вернулись в свой ресторан. Больше хмырь не появлялся.

Ипатов вынул из кармана билеты, взглянул на них в последний раз, скомкал и бросил в мусорную урну. Повернул голову и увидел знакомую серую шубку. Светлана еще издали заметила его и теперь выжидательно, со смущенной улыбкой поглядывала на него. Ипатов рванулся к урне, но тотчас же опомнился: что она подумает, увидев его роющимся в мусоре? В лучшем случае решит, что он свихнулся. Так что сперва он ей скажет, а потом будет рыться…